Всю неделю украинские и российские эксперты и аналитики рьяно комментируют предполагаемую отставку Суркова. На этот раз ситуация значительно отличается от происходящего в прошлые два года, когда поводом к обсуждению становились догадки все того же Чеснакова или "информация анонимных источников о рокировке Сурков-Бабич". На сей раз Чеснаков заявил прямо, что ему известно о намерении Суркова и вовсе уйти с госслужбы.
Но даже если этот уход все же состоится – очевидно, что инерция сурковских проектов и конструктов будет сохраняться. Ведь, как мы и писали на прошлой неделе, главное для всех проектов Суркова – от "Союза добровольцев Донбасса" и концепта "суверенной демократии" до подхода к переговорам, связанным с российско-украинской войной – текст и в чем-то даже неправдоподобный словоцентризм.
И именно тексты ВЮСа могут дать один из очень правдоподобных вариантов ответа на вопрос что же будет дальше- и с проектами чиновника, и в самой РФ, плотно вошедшей в транзит.
«Пророк» Дубовицкий?
Послание президента РФ к Федеральному Собранию не могло не напомнить другое, уже почти забытое в Украине политическое высказывание – статью о "долгом государстве Путина", за авторством все того же Суркова. Ведь именно такую конструкцию, со всеми внутренними проблемами (или – в формулировке Суркова – "самыми брутальными конструкциями") наружу, и предложил Путин, публично закрепив, что да, никакого "простого ухода" не будет, да и в принципе быть не могло – а будет достаточно сложный механизм транзита.
И становится ясно, что действительно – будет не Путин, а путинизм. И не так важно, через что именно этот путинизм будет воплощаться – через возрожденный Госсовет, который, скорее, будет чем-то вроде Государственного совета в Российской Империи, или через какую бы то ни было другую структуру.
Сурковские рассказы о видоизменении и трансформации "долго государства Путина", но без отказа от идеи навязывания своей воли путем силовых акций, и с требованием прекратить попытки "заставить Россию изменить поведение", будто переплелись с текстом, который озвучивал сам президент РФ перед Федеральным Собранием – с тезисами о том, что "после распада Советского Союза у нас остались прежние амбиции" и намерением "создать систему надежную, неуязвимую по внешнему контуру, но все же гибкую".
Но есть и более масштабный текст на ту же тему, который Сурков предложил публике, уйдя в другую свою авторскую ипостась. Речь идет о романе Натана Дубовицкого "Ультранормальность" – последнем романе в исполнении этого автора о "проблеме 2024", опубликованном в 2017 году.
Правда тут же Сурков-Дубовицкий пытается добавить произведению веса, утверждая, что на самом деле, это его первый опыт в этом жанре, завершенный еще в 2005 году, но только в 2017 настало время, чтобы читатель познакомился с данной работой. Однако, это скорее достаточно неловкое кокетство и нагнетание хайпа вокруг публикации: в тексте упоминаются реалии и конструкции, которые, очевидно, не относятся к 2005 году и вряд ли могли бы быть "просто предсказаны".
Имеют место достаточно прозрачные аллюзии на Болотную, Навального и даже войну с Украиной, которая выведена под названием "Черноруссия", во время революции в которой россияне "как-то резко позабыли, что полагали, будто это государство населяет братский народ".
Но этот откровенно неловкий жест имел под собой сразу несколько целей, одна из которых – польстить тщеславию самого автора, утвердив мысль, что он "настоящий русский писатель", который "всегда немного пророк". Куда важнее другая цель - попытка доказать, что в эпоху транзита никак не обойтись без Владислава Суркова, так как он и сконструировал российскую реальность, якобы зная обо всем происходящем сильно наперед. И 2017 год был идеальным моментом для публикации – перед избранием Путина на четвертый срок, когда глава РФ и его окружение так или иначе думали о том, что, собственно, будет после.
Долгое эхо Суркова
Сюжет романа сводится к тому, что на фоне транзита Москву охватывают беспорядки – и активное участие в них принимают именно молодежные организации и движения. В качестве основных выделяется группировка, действующая под покровительством правящей партии (что не может не наводить на мысль о сурковских "Наших") и движение, отдаленно напоминающее НБП двухтысячных.
Главный герой, Федор Стрельцов, попадает на лекцию некого загадочного специалиста по русскому языку, который не представлялся, не делал никаких отступлений, а сразу приступил к своей основной теме.
По сути, описанная Сурковым-Дубовицким лекция – это пример наивной семиотики, но Стрельцов оказывается настолько впечатлен продемонстрированными ему классическими примерами, что переосмысляет практически все свое отношение к окружающей его действительности. Кроме того, лектор заявляет, что одними своими словами может сделать так, что у кого-то из аудитории умрут близкие – и именно это и происходит с Федором, у которого ровно в это же время умирает мать.
Стрельцов задается целью выяснить, кто стоит за человеком, так владеющим словом. Эти изыскания приводят его в различные властные кабинеты, где герой понимает, что язык власти – это не просто нечто предельно далекое от речи нормального человека, не просто новояз, но и система паролей, по которым происходит опознание своих.
В уста героев романа незамысловато вкладывается идея о том, что транзиту как периоду необходим новый язык – ведь реликтов советского будет явно недостаточно для объяснения происходящего. В своем тексте Сурков вволю издевается над типичными конструкциями нулевых, согласно сюжету романа, открывающими двери в самые высокие кабинеты и дороги на самые серьезные медийные площадки: "это вопрос перераспределения полномочий между федеральным центром и регионами", "это неотъемлемая часть нашей культуры", "решим вопрос согласно установленной процедуре", "мы действуем строго в правовом поле", "это вызовет недовольство определенных кругов".
Но именно через такое издевательство просвечивает основная для ВЮСа мысль – да, этот язык во многом был закреплен его стараниями, при помощи дружественных (или ставших таковыми насильственно) центров и медиа, но только автор этой конструкции знает, как ее деактивировать, и – главное – что задействовать взамен.
И, сколько бы ни рассказывали "источники, приближенные к Владиславу Юрьевичу", о его тотальной усталости от "нахождения его фамилии в справочнике АТС-1", сколько бы ни было в стихах Натана Дубовицкого сожалений о том, что все недостаточно ярко и масштабно – как для его персоны, но попытки доказать собственную нужность читаются в прозаических текстах вполне явно – причем как в текстах за подписью Натан Дубовицкий, так и Владислав Сурков.
И, кажется, он действительно еще нужен. Но вовсе не потому, что является "великим и ужасным", "темнейшим" или Сперанским 2.0 – а потому что в какой-то момент поле оказалось полностью зачищено, причем не без усилий самого Суркова. И именно поэтому сегодня очень трудно дать ответ – кто же именно будет наполнять смыслами российско-украинскую войну как для Москвы, так и для очередных "добровольцев" и "ополченцев", если отставка Суркова действительно подтвердится соответствующим указом. Да и связка Бабич-Козак выглядит как заявка на реанимацию проекта "большое Союзное государство", которому тоже неизбежно потребуются смыслы и идеология.
Но отставка не равняется уходу. Помимо того, что у всех смысловых конструкций одного из московских кураторов ОРДЛО, будет очень долгое эхо – сегодня нельзя исключить новых неофициальных ролей и ипостасей Суркова-Дубовицкого.