Неожиданная, совсем не предсказуемая радость. И сразу же – острые сомнения. Ему много лет, около 70-ти, ничего не знаю о нём сегодня. Хочет ли он общения со мной спустя 45 лет? Согласен ли он вернуться к тюремным и лагерным воспоминаниям? Не будет ли контакт со мною для него болезненным? Много вопросов…
Там же, в лагере на Урале в помещении камерного типа я познакомился с совсем молодым человеком, почти юношей Сергеем Таратухиным. С юношей трагической судьбы, искалеченным психологически и телесно в результате неудавшегося самоубийства. Славный, умный юноша из Читы описан мною в моих лагерных мемуарах. Тогда, в камере, мы говорили о разном. Я понимал, что КГБ не позволит ему жить спокойно и после окончания его срока. Он рассказал мне многое о себе, о своей семье, о своих одноклассниках. И о жестком неприятии русскими бурятов, живших в тех краях извечно. Это была ещё одна иллюстрация реалий «дружбы народов» в СССР. Я заучил его адрес в Чите, куда он вскоре должен был вернуться к родителям.
Находясь в ссылке в Сибири, я послал Сергею короткое письмо: как вы? где вы? нужна ли вам какая-то помощь? Я боялся за него, одинокого провинциала, жестко преследуемого КГБ. Ответа не было. Разумеется, я понимал, что возможно моё письмо застряло в каком-то подразделении 5-го управления КГБ. Но я написал ему опять. Ответ пришел ко мне вскоре, короткий ответ человека, не желающего продолжать эпистолярное общение: «У меня всё нормально. Я женился. Работаю».
Я не писал ему больше. Ни тогда, в СССР, ни в послесоветские времена. Человек имеет права жить не прошлым, а роскошью обыденной, спокойной жизнью «как все».
Сегодня я сомневаюсь, имею ли я право бередить старые раны у человека, не пожелавшего проявить интерес к общению со мной. Да и есть ли у него интернет. У совсем немолодого Лёни Педана, которому советская власть категорически отказала в праве жить по совести. Если это действительно он, тот самый Лёня Педан, живущий в Никополе, он не раз мог увидеть и услышать меня в телевизионных интервью. Видел, слышал меня, но не нашёл. Не захотел.
Не буду и я его искать, Я не смогу вернуть ему молодость. Впрочем, как и себе.
Капитан КГБ Утыро, я уверен, не вернулся в Украину, откуда был послан за какие-то мелкие прегрешения перевоспитывать нас, антисоветчиков и националистов. Остался в России с женой врачом и двумя сыновьями. Жив ли он, тот самый капитан…
Может и жив. Но воспоминаний точно не пишет. Да и забыл наверняка ту свою очень искреннюю реплику о Леониде Педане: «Лучше бы продолжал воровать…» А я помню. Многое помню. Горькое, тоскливое, мерзкое.