ГлавнаяОбщество-- Не використовувати --

Медицинские реалии

Мы многое себе прощаем. В первую очередь, отсутствие памяти. Вопрос навскидку: какое количество депутатов Верховной Рады всех созывов избежало уголовного преследования в связи с резким и неожиданным ухудшением состояния здоровья? И не депутатов, от Мельниченко и Рудьковского до мажора Калиновского, въехавших в зону ненаказуемости на медицинских колясках? И я не знаю. Много, очень много. Прощая себе это беспамятство, мы прощаем и тех, по кому плачет тюрьма. Кто виноват? Не только мы, но и система здравоохранения, позволяющая богатым правонарушителям получать индульгенцию в частных клиниках страны.

Фото: censor.net, korrespondent.net

Врач, согрешивший за деньги, обязательно согрешит и впредь. Он знает: наказания за неправильный диагноз и немотивированное лечение в нашей стране нет. Этот врач, осознавая свою прежнюю безнаказанность, может согрешить еще раз, неправильно диагностируя законопослушного богатого пациента. Не понимаю, почему наши состоятельные сограждане не боятся быть пациентами частных больниц.

В большинстве наших бюджетных поликлиник и больниц также зачастую лечиться небезопасно. Да и спасительный диагноз там также можно купить. И всё-таки… Это принципиально: именно там, в обычных наших медицинских учреждениях должны получать (или покупать, увы) своё спасение от правосудия наши высокопоставленные правонарушители. Если уж они там не бывают в спокойные для себя времена, пусть хотя бы так, спасаясь совсем не от неотвратимого украинского правосудия, увидят реалии своей разворованной страны.

Прежде всё было строже, страшнее, определеннее. Ни Васыль Стус, ни Валерий Марченко за спасающие диагнозы не боролись. Умирали в тюрьме, далеко не всегда обреченные болезнью вскоре уйти в мир иной.

Фото: Макс Требухов

Марченко, к примеру, умирал в стране, где уже давно спасали пациентов на аппарате искусственной почки. Не зэков, разумеется, тем более политических. Да и Стус, судя по всему, мог бы ещё долго жить, получи он в лагере особо строгого режима хотя бы примитивное кардиологическое лечение. Ни к тому, ни к другому немецких врачей не допускали. Да что уж там немецких, и своих советских там не было. И быть не могло. Основными, главенствующими нашими врачами были офицеры Скальнинского КГБ Пермской области. Во главе с жившим и работавшим в Киеве генералом КГБ Федорчуком, запретившим «преждевременно» возвращать из алтайской ссылки глубокого инвалида Ивана Свитлычного. По-видимому, хорошо помнил генерал свою неудачную встречу с Иваном Алексеевичем в 1972 году. Не захотел тогда Свитлычный идти на компромисс, не захотел категорически.

Я – не о прошлом. Оно ушло, растворилось, перестало быть актуальным. Тогда в зонах не было не только квалифицированных врачей. Не было и телевизоров, телефонов. Да и голодовки наши были настоящими, без сопровождения фруктовыми соками и визитами адвокатов. Мы знали: серьезной медицинской помощи ждать бессмысленно. Прошли десятилетия. Сейчас новые времена и новые условия жизни. Мы, вольные украинские граждане, хотим адекватной 21-му столетию системы здравоохранения. Нам обещают… Некоторые из нас – верят. Остальные, большинство знают: это не случится. По разным причинам. В том числе и по этой: наша легальная система здравоохранения сопровождает наших высокопоставленных преступников (легальных?).

Прошу понять меня правильно. Я искренне рад, что условия содержания Юлии Владимировны Тимошенко в местах лишения свободы были гуманнее, нежели мои. Даже в недавние годы «преступного режима Януковича». Как и условия содержания Надежды Савченко в современной российской тюрьме.

Семен ГлузманСемен Глузман, дисидент, психіатр
Читайте главные новости LB.ua в социальных сетях Facebook, Twitter и Telegram