«Устройство Вселенной кое-как объясняют», - писал он в своей книге «Пристрастие», - «происхождение жизни - пытаются, а вот природу сознания нельзя объяснить. Суть же человека, прежде всего, его сознание. И это сознание постоянно напоминает: главное занятие человека - жить, и, я бы подчеркнул это, жить достойно». Мне посчастливилось – я имел честь быть знакомым с этим человеком. В эти дни мы отмечаем 95 лет со дня его рождения. Борис Викторович Раушенбах. Запомните это имя.
Тяжело, наверное, столько лет быть засекреченным? А, Борис Викторович?
Знаете, я привык с детства, можно сказать, работать на секретной работе. И я себе взял за правило ничего не говорить о том, что связанно с работой. Никому! Ни жене… Жена на меня страшно обижалась, что она о всяких делах наших узнавала от других жён, но не от меня. Она мне регулярно сцены устраивала: «Ты меня в положение дуры поставил! Я пришла, там, а Марья Ивановна мне говорит то, а Надежда Сергеевна другое, и так далее». А я говорю: «Ну и хорошо. Пусть они говорят…» – «А я ничего не знаю! Я же, как дура тут сижу!». Ну, и сиди как дура. Зато я сижу не как дурак!.. (Смеётся). То есть, понимаете ли, у меня просто был принцип такой, взятый на все времена, что никогда дома не говорить о работе, поскольку работа секретная. Мало ли что я случайно скажу!.. Она – где-то подруге, подруга – ещё кому-то. Зачем мне нужна эта головная боль!.. А всё время думать, что можно, что нельзя – это сложно. Вот так: «А вот об этом можно говорить, а вот об этом - нельзя». Проще ничего не рассказывать! (Махнул рукой)
Хорошо. Расскажите тогда, как вас судьба почти на самый-то верх забросила?
Ну, почему на самый верх? Не на самый верх. Я был, так сказать, один из ближайших сподвижников Королёва, это верно. Мы с ним работали ещё до войны, когда ещё никаких мыслей о космосе не было. А я уже был у него в его маленькой группе, которая работала по ракетной технике. Так что мы с ним давно вместе, с довоенных времён. Вот.
Так вы и в «шарашку» с ним попали?
Нет. Мы независимо… Он был арестован, когда я не был арестован. Он был арестован в 38-м году, я продолжал работать. А уже меня посадили, э-э-э, в 42-м, как немца. И это была другая статья, не статья, а это был другой повод совершенно. Но лагерь был такой же.
Так вас посадили как раз, аккурат, в том году, когда фон Браун запустил свою первую ракету?
Ну, примерно да. Это примерно совпадало. Случайность, конечно, но примерно совпадало.
Вот я хотел вас по поводу фон Брауна спросить...
Да.
Уж если немцы в 42-м году смогли запустить реальную ракету за пределы атмосферы…
Да, понятно. Да-да.
То почему они не могли тогда же запустить, допустим, ну, не говорю боевой заряд, но хотя бы спутник?
Видите ли, со спутником у них не хватало мощи. Ведь для спутника нужна скорость 8 км/сек, ну, грубо говоря. Там, наверху. А их ракеты этого не достигали. Они не могли их просто физически сделать. Надо было больше ракеты делать, по размерам больше, стартовые массы были нужны огромные. Для них это тогда было немыслимо.
Борис Викторович, а всё-таки, я понимаю, что фон Браун с командой и с материалами выехал после окончания войны в Америку. А если бы для Германии ситуация сложилась бы иначе, если бы они победили в этой войне, как скоро могли бы немцы запустить свой спутник и послать человека в космос?
Ну-у, примерно так же, как оно было потом, примерно в те же вот сроки, примерно то же самое. Понимаете, не важно немцы – не немцы. Потому, что техника развивается по своим законам и не важно – немцы или англичане, французы, русские, ещё кто-нибудь – это никакой роли не играет. Здесь, понимаете ли… Вот почему у нас, в Советском Союзе, это всё шло несколько быстрее, чем нормальный, естественный ход развития? А в силу соревнования с Америкой! Оно играло очень большую роль, соревнование. Оно имело два аспекта: политический, значит, чтобы хвастаться в газетах, а с другой стороны, военный – нельзя было отставать, потому что это было опасно, могло стать опасным – мало ли, что там такое. И поэтому у нас был такой принцип в стране – всё, что есть у американцев, должно быть у нас. Нужно, не нужно – не важно!.. Если у них есть – у нас тоже надо сделать. И привело это к тому, что, скажем, у нас создали такую бессмысленную, с военной точки зрения, систему как, вот эта самая… «Шаттл» наш… как он?..
Борис Раушенбах, Нина и Сергей Королевы, 1965 год
"Буран"!
"Буран". Ну, бессмысленная же вещь совершенно, никому не нужная! Но принцип был принцип: у американцев есть «Шаттл» – у нас есть «Буран».
Адекватный ответ.
Адекватный ответ, да.
Как атомная бомба.
Ну, не совсем так.
Кстати, а таких, как Андрей Дмитриевич Сахаров, много было в вашей среде?
В каком смысле?
Вот, пацифистов, людей, активно сопротивляющихся режиму.
Нет-нет-нет! Нет-нет-нет, не было их. Ну, если были, то это были… Я их не видел.
А чем это объясняется? Все их видели, а вы нет.
Объясняется очень просто. Я не был пацифистом никаким. Когда человек работает над проблемой, инженер или учёный, его интересуют проблемы, и ему в высшей степени наплевать на всё остальное. Ему плевать, что там политики говорят, болтают. А вот у него не получается, не горит, не взрывается. Или наоборот – что-то слишком часто взрывается (смеётся) и так далее. И вот он об этом думает, только об этом! Ему надо финансирование своих работ усилить, построить новый стенд какой-то, где-то, в Красноярске, скажем, ещё что-нибудь такое, вот. А так, им плевать, в высшей степени, ну что вы!..
А вы знали, что он выступает, что он диссидент, «инакомыслящий»?
Ну, когда в газетах появилось, мы узнали.
А как вы отнеслись к этому?
Да, плевать мне было на это дело. Если говорить серьёзно.
Он вас никак не затронул…
Не-а! (Мотнул головой).
… вот теми идеями, которые высказывал…
Нет-нет-нет. Понимаете, мне было плевать на эти идеи.
… своей правозащитной деятельностью?
(Мотнул головой). Нет, ничего. Ну, я считал, что он, наверное, правильно делает. Ну и чёрт с ним! У меня своя работа и, в общем... Я не хочу… Видите, я, так сказать, в какой-то мере раздеваюсь и говорю так, как было на самом деле. Сейчас я могу привирать, там, то да сё. Я не хочу. Мне было это безразлично. Наплевать. Это плохо, я согласен, что это плохо. Это не украшает меня. Но мне было наплевать – на то, что происходит в стране, что там кто-то кого-то где-то зажимает. А меня ж не зажимали!.. Это такое дурацкое человеческое свойство. Мне хорошо, а там где-то… Да, плохо, что там где-то наказывается что-то не за дело. Но всё хорошо, потому что у меня всё хорошо. У меня работа идёт, деньги мне отпускают, эксперименты удаются, там, и так далее. А что мне ещё надо?
А сейчас?
А сейчас то же самое!.. (Смеётся)
А вот Герман Оберт, учёный, о котором вы писали в связи с фон Брауном, вот он ввёл в обиход такой термин, как «какократия». То есть, в переводе с латыни…
Да-да, понятно.
… это власть плохих…
Да.
…и суть его теории, если я правильно понял, сводится к тому, что «если на один и тот же пост претендуют честный человек и жулик, то, конечно, избран будет жулик и это закон природы».
Да.
Что, да?
Да-да. (Кивает). Да, это его точка зрения.
А вы разделяете такую точку зрения?
(Кивает). Я разделяю. Посмотрите на наше руководство! Что тут думать!..
(Повисает пауза).
А нельзя ли немножко подробнее как-то мотивировать всё это?
Ну, это очень просто мотивируется. Предположим, что есть некий пост.
Так.
На который претендует два человека. Они оба хотят его занять. Они совершенно одинаково способны, они совершенно одинаковое имеют образование и никаких преимуществ один перед другим не имеют. Но один – порядочный человек, другой – подлец. Кто займёт этот пост, спрашивается. Ответ: подлец. Потому, что он будет применять приёмы, которые порядочный человек себе не позволит, чтобы добиться этого места.
Это что, во всех странах?
Это… Это… Это некая аксиома… (Смеётся). … годная для всех времён, всех народов – от Древнего Египта и до будущих поколений. Подлец всегда имеет преимущество.
Я вообще считаю, что… Это я как-то в шутку сказал, но в этой, как во всякой шутке, есть элемент разумного, что в правительство, в руководители страны идут только неудачники, которые не могли себя проявить на настоящей работе – физике, химии, инженерной деятельности, в организации там чего-то ещё. Вот они становятся политиками, орут там что-то такое, машут руками и, значит, занимают, крупные посты. А по сути - это дураки. Как правило. На 90% - дураки. На 90% - дураки, а на 10% - подлецы.
Спорить не стану!.. Борис Викторович, вы ведь немец…
Да.
…по национальности?
Да.
Как вам, немцу, жилось в Советском Союзе?
Как немцу? Да по-разному. По-разному. Но я бы сказал, довольно тяжело, потому что и в лагере я был как немец, и всё прочее. Но я считал, что всё это делалось правильно. В основном делалось правильно. И меня зажимали правильно и так далее. Я считаю, что это…
До сих пор так считаете?..
До сих пор так считаю. А почему? Понимаете, когда идёт война, то нет времени разбираться с каждым отдельным человеком. Надо решать капита… просто. Всех немцев – уволить… (хлопнул ладонью по столу) из оборонных предприятий. Посадить в лагеря. Ну, а что? Я считаю, что правильно. Ну, это проще! Простое решение.
Но не значит правильное.
Нет, а значит правильно. Простое и правильное решение во время войны. Никто же не объявил меня государственным преступником, мне статьи никакой не дали. По признаку какому-то формальному национальности меня посадили в лагерь. Ну и что? Значит, наверное, так надо. Я… нет, я к этому относился спокойно – и в лагере, и… Ну, потому что это было логично, я бы так сказал. А раз логично, для меня, как человека, склонного к логике, к математике, это значит, что всё сделано хорошо.
Да. Ну, я не во всём могу согласиться…
Я понимаю, да.
Это…
… моя точка зрения.
Да.
Многие удивляются. Удивлялись в лагере, не только тут.
Немцу, всё-таки, жить лучше в Германии!..
Дело в том, понимаете, что я был, жил подолгу иногда в Германии. Причём жил так, не в гостиницах, а жил… как нормальный немецкий бюргер, снимал комнатку какую-то, ходил на базар, покупал, там, себе хлеб в «кипиративе» (смеётся), как говорят у нас бабушки. То есть, жил нормальной жизнью немецкого, такого невысокого ранга служащего. Ну, и… мне там не нравилось. Там скучно. Они мне говорят: «Почему вы не останетесь в Германии?» Я говорю: «У вас скучно». И это я говорю искренне. Скука смертельная! Там я не могу жить. Нет, это немыслимо…
Но вы по складу характера всё-таки больше немец, чем русский?
И то, и другое. Я б не сказал, что больше то, или больше другое. Ну, то, что… (Задумался). Ну, мне в Германии часто бывает тошно – это показывает, что я в значительной мере русский.
А вы хотели бы быть русским?
Понимаете ли, я не знаю. (Пожимает плечами и молчит).
Но, чувство гордости за то, что вы немец, у вас разве не присутствует?
Явно не присутствует, но иногда присутствует. Правда это мало помогает. Когда я наблюдаю наше всеобщее воровство сейчас и полный кавардак, и развал страны, я иногда пытаюсь успокоить себя: «Ну, не волнуйся, ты же немец. В Германии же всё в порядке!».
Белая раса не подведёт!
А у меня ощущение, что как раз белая раса ведёт себя крайне глупо и делает всё, чтобы она ушла, как Древний Египет, в историю. И будущего у неё нет. У меня такое ощущение, что жёлтая раса займёт господствующее положение у нас. А мы в истории останемся – были там какие-то белые чудаки, которые ходили куда-то друг другу в гости. У меня такое ощущение сейчас есть, потому что не только у нас, но и на Западе, то, что я наблюдаю, – это говорит о полном умирании расы. Ну, например такое, что считается нормальным один ребёнок в семье. Ну, вот такие совершенно элементарные вещи. Это же вымирание!..
То есть, вы имеете в виду чисто физическое вымирание?
Нет-нет! Нет, я в качестве примера привёл. Только в качестве примера. И таких примеров во всех областях сколько угодно. Я даже пытался один раз провести такие аналогии. Я брал Древний Рим периода упадка и нашу современную цивилизацию европейскую. Поразительно много совпадающего. Поразительно много совпадающего!..
Мы сейчас в какой фазе находимся, если сравнивать с Римом?
В фазе упадка.
То есть, близкое к концу уже.
(Кивает). Да, близкое к концу. Ну, и… Рим тогда… м-м-м… погиб, но на его развалинах появись варвары, германские племена, и возникла Италия, и Германия, и Франция. То есть, ничего страшного не произошло. У нас же, если будет и дальше, как сейчас идёт, у нас в качестве вот таких германцев, которые создали Италию, Германию и Францию, придут «жёлтые». Жёлтая раса. Они здоровые, у них нет дурацких этих наших европейских комплексов каких-то. У них семьи большие. Они работают. Я был в Китае – был поражён. Как они там работают!.. А они просто заняты делом, они… не то, что наши слюнтяи!
Отработка системы управления полетом корабля 7К-Л1. Участвствуют Б.Раушенбах, Д.Князев, В.Володин, Е.Башкин, С.Савченко, О.Бабков
А вот у меня есть рецепт сохранения этой несчастной, вымирающей «белой» расы. Такой себе - «рецепт по Раушенбаху».
Да? (Смеётся).
Да, назовём это так. «Это введение», - я цитирую вас…
Да.
«Введение на земле жесточайшего режима правления и полный отказ от демократических принципов».
Н-н-н…
На этот период.
Нет, я бы сказал не от принципов, а от демократической болтовни.
Ну, да. А нельзя ли немножко расшифровать? Что значит «жесточайший режим правления и полный отказ…»
Дело в том, что…
«…от демократической болтовни»?
Дело в том, что «жесточайший режим правления» означает следующее: что если мы хотим, чтобы, ну, грубо говоря, весь народ замаршировал с левой ноги – раз! (отбивает ритм по столу) – то им нужно командовать жестоко. Ну, «жёстко» скажем, не «жестоко». Жёстко командовать, чтобы люди это исполняли. Значит, если мы хотим, например, чтобы… э-э-э… популяция, народ не погибал, какие-то меры должны ввести. Эти меры могут быть непопулярными. Потому, что они будут зажимать людей, которым сейчас внушили глупую мысль, что они, значит, имеют права человека - а я имею право то, а я имею право это. А на самом деле, я смотрел на практике: права человека – они когда-то были хорошей вещью, а сейчас стали вредной вещью, эти права человека. Потому, что они превратились в права эгоиста. То есть, сейчас права человека часто идут вразрез с интересами общества. А надо, чтобы интересы общества стояли выше прав человека отдельного.
И это моё мнение, я не говорю, что это истина в последней инстанции. Вот. И всегда так и было, что права общества были выше прав человека. Ведь права – они были всегда, даже в древности. Что-то имел право делать человек, что-то нет. Ну, пусть они не были в виде хартии какой-то на бумажке написаны, с печатью. Но они были же!.. Всегда. И всегда права общества были выше прав человека. Об этом говорит и древняя история, масса примеров того, как люди жертвуют собой ради Рима, его славы и так далее. Понимаете? Сейчас же этого ничего нет. А это значит гибель.
А умирать-то, страшновато!..
Ерунда!
Что значит, ерунда?..
Я умирал… года полтора назад. И понял, что это совершенно не страшно. То есть, я умирал объективно: мои дети, они остались при мне в больнице, и им врачи сказали, что он не доживёт до утра. Обо мне сказали. А я в этот момент проделывал вещи очень интересные! Конечно, внешне ничего не делал, а это внутри происходило.
Я шёл по красивому сводчатому коридору, высокий сводчатый потолок такой, и стены красивые, вроде мрамора. А дальше, там, впереди – зелень, голубое небо. В конце коридора. И есть направо поворот – довольно грязный поворот, и там какая-то дрянь и чепуха. Но прямо идти – это смерть, направо – жизнь. Я дошёл до угла и стал думать, куда идти – так или так. И выбрал жизнь, а не то счастье, которое на меня надвигалось вдали. И пошёл направо. И остался жив.
Вот в эту грязь?
Что?
Вот в эту грязь?..
Да. Ведь там – жизнь, а там – смерть! Я выбрал жизнь. Не смотря на грязь…