Точно также нынешняя элита оказалась во главе страны. После панического бегства Януковича власть буквально валялась на земле, кто-то должен был ее подобрать и начать восстанавливать разрушенное бывшим президентом государство. Естественно, было желательно, чтобы этот кто-то был легитимен в глазах мирового сообщества и граждан страны. Оппозиция и так фактически имела большинство в парламенте – она стала оппозицией, не потому, что проиграла выборы в Раду, а потому, что депутаты-бизнесмены, избранные по мажоритарным округам, предпочли союз с властью устремлениям своих избирателей. После бегства Януковича эти депутаты привычно изменили свои предпочтения – только и всего. Поэтому приход к власти бывшей оппозиции был логичен. Как и ее победа на последующих парламентских выборах, обусловленная крахом и развалом Партии Регионов. Но люди ради этой победы на Майдан не выходили.
А ради чего выходили? Ради европейской интеграции? Ну, это был лозунг обоих “домайданов”, происходивших до избиения студентов и не сравнимых по количеству участников и ожесточенности протеста с настоящим Майданом.
Нет, выходили против Януковича и ради достойной жизни. При этом каждый вкладывал в это понятие что-то свое, а политикам не доверяли изначально.
Этим Майдан 2013-2014 годов тоже отличался от событий 2004 года. Тогда выходили тоже против Януковича – но и ради победы Ющенко. Именно с Ющенко связывали надежды на будущую достойную жизнь. И когда эти надежды не оправдались, наступило разочарование – и в Ющенко, и в политической элите вообще, и даже в Майдане, в протесте. Для того, чтобы после этого разочарования вновь собрать людей на площади, нужно было очень постараться. Но у Януковича получилось.
Теперь следующий вопрос: почему элита, которая оказалась у власти благодаря идиотизму предшественников, не может вести себя иначе? Иначе могла бы вести себя элита, которая пришла бы к власти на волне революции, на волне восстания. Мы можем, конечно, называть Майдан Революцией достоинства. Мы можем отыскивать и находить в нем признаки революции. Но революций, сохраняющих прежние государственные институты, не бывает. Не только Робеспьер не мог провозгласить себя исполняющим обязанности короля Франции. Даже тяготевший к монархическому управлению Наполеон не мог – он создавал совершенно новую, имперскую структуру управления. И, напротив, когда после победы над демонтировавшими монархию республиканцами Франко провозгласил себя регентом престола – это была не революция. Это была контрреволюция. Возвращение к старым институтам.
В Украине не произошло ни того, ни другого. Ни революции, ни контрреволюции. Произошло стихийное восстание, скомпрометировавшее часть элиты и заставившее ее отказаться от власти.
Но, кстати, даже эта отказавшаяся часть – за исключением вынужденных эмигрантов – не так уж плохо себя чувствует. Разве бывший глава администрации президента Украины Сергей Левочкин на глазах не восстанавливает свое влияние, оказываясь не только в роли модератора Оппозиционного блока, но и важнейшего переговорщика в процессах, происходящих внутри самой власти? Разве Геннадий Кернес, один из главных оппонентов Майдана и вдохновитель бандитских нападений на протестующих, перестал быть мэром Харькова? Разве Сергей Кивалов после смены губернаторов в Одесской области не усиливает свои позиции, пока новый руководитель области воюет с ветряными мельницами пляжных заборов? Таких примеров можно привести десятки – и самое главное, они обязательно аукнутся совершенно новым раскладом сил на местных выборах.
Если бы в Украине в 2014 году произошла настоящая революция, я бы назвал все эти примеры предпосылками контрреволюции. Но произошло восстание, квалифицированное в качестве революции только у нас и в России – что и стало предлогом для интервенции. Что действительно произошло – так это восстановление законности, возвращение к легимной редакции Конституции, торпедированной Януковичем, усиление роли парламента и других властных институций, чьи функции были узурпированы Януковичем. Но фактически мы остались жить в той же самой стране – с институциональной точки зрения. И с другой – с точки зрения общественного запроса.
Самое страшное, что этот запрос отчетливо не сформулирован. Он по-прежнему остается “запросом на достойную жизнь” – и этой его зыбкостью с удовольствием пользуются – и еще воспользуются – разнообразные проходимцы. При этом само государство буквально балансирует на канате. Реформы, если и проводятся – то не потому, что их хочет власть, и не потому, что их необходимость понимает большинство населения.
А потому, что после победы восстания мы зависимы от помощи Запада и вынуждены с ним считаться. Ничего обидного в этом нет – просто на момент Майдана 2013-2014 годов Украина почти полностью исчерпала свой ресурс выживания, и ее руководство должно было обратиться к сторонним силам за помощью. Янукович выбрал Россию. Если бы он удержался, были бы другие реформы – завинчивание гаек, борьба с инакомыслием, централизация олигархических доходов и окончательное превращение государства в личное владение Януковича при том, что сам он стал бы вассалом Путина, украинским Кадыровым. Но восстание заставило государство сделать другой выбор. Тоже очень непростой. И болезненный не потому, что это – европейский выбор. А потому, что это – европейский выбор “того самого государства”.
Можно ли кардинально изменить ситуацию? Можно. С помощью настоящей революции, которая уничтожит все существующие государственные институты, вернет в государственную собственность олигархические предприятия, приведет к власти совершенно новых людей, не участвовавших ранее в управлении и даже политической деятельности. Нужно ли объяснять, что такой путь – да еще и при наличии российских войск на границе – является самой быстрой дорогой к демонтажу украинской государственности как таковой? Собственно, не случайно именно о таком варианте мечтает – и к нему подталкивает – Россия. Собственно, именно поэтому любая радикализация ситуации в Украине становится главной новостью в российских СМИ. И поэтому вопрос о том, кто будет финансировать Украинскую революцию, давно решен. Украинскую революцию будет финансировать Путин.
Но есть и другой путь изменения ситуации – контрреволюционный. Он состоит в усилении президентской власти, упрочении государственного контроля над жизнью общества, превращению парламента и правительства в “довесок” к личной власти, выстраиванию олигархов под первое лицо – и все это под лозунгом борьбы с интервенцией и консолидации национальных усилий. Но на самом деле это облегчит задачи России по установлению контроля над Украиной через это самое первое лицо или окружение новоявленного “лидера нации” – или упростит возможность дальнейшей интервенции. Так как авторитарной Украине никто не будет помогать – и в России это хорошо понимают. Поэтому вопрос о том, кто будет финансировать контрреволюцию, давно решен. Контрреволюцию будет финансировать Путин.
Остается еще эволюция – противно, муторно, долго, но ничего не поделаешь. Эволюция – это то, что Путин финансировать не готов, у него нет таких денег и возможностей, а главное – понимания момента. Эволюцию может финансировать только Запад. А так как Запад будет настаивать на реформах, то уже эти реформы приведут к появлению настоящего среднего класса. А настоящий средний класс осознает свои интересы, выработает разнообразные политические взгляды, выдвинет из своих рядов и новых политиков, и новых управленцев. Так мы и получим новое качество в старом государстве – примерно как в Испании после смерти Франко. Там ведь тоже элита была та еще – но именно она, пусть и в сотрудничестве со своими вчерашними врагами, и осуществила переход к демократии. А сегодня, спустя четыре десятилетия, Испанией руководят уже совершенно другие люди.
И нами будут руководить. Если мы не утратим терпение и реализм и научимся делать правильные выводы на будущее. Черниговские выборы, кстати – один из поводов такие выводы сделать.