Низкие тарифы на коммунальные услуги обманчивы: мы все равно платим по-полной, только часть денег теряется по пути
Субсидии, тарифы и МВФ
В условиях рынка цена адекватно отображает баланс спроса и предложения на конкретный товар и позволяет эффективно сбалансировать использование ресурсов в экономике. Понимания этого, как правило, нет даже у тех, кому по должности положено его иметь.
К сожалению, эти предубеждения выливаются в крайне болезненное отношение к ряду положений экономической политики, имеющих отношение к социальной поддержке. Украинское правительство субсидирует для граждан цены на энергоносители, "социальные" товары (такие, как, например,хлеб), значительную часть лекарственных препаратов и т.д. Кроме того, определённые категории населения – довольно широкие – получают в Украине льготы, например, на транспортный проезд, которые также являются ничем иным, как субсидией.
Вопрос субсидирования является ключевым в современной украинской экономике, и именно с отказом правительства от его решения связано замораживание программы МВФ. Фонд требовал повысить тарифы на газ для населения и коммунальных предприятий (а именно здесь субсидии достигают наибольших масштабов) до цен, обоснованных ценами на газ на международном рынке. При этом, меморандумом Украина-МВФ предполагалось введение адресной помощи тем слоям населения, которые не могли бы расплачиваться по новым ценам. Фактически, экономисты Фонда предлагали заменить субсидии на газ прямыми адресными выплатами.
Это предложение чётко ложится в русло тех мер, которые МВФ привязывает к своим кредитам в развивающихся странах. Всё дело в огромной неэффективности экономики, которую создают субсидии и в их фактической бесполезности. Исключения есть – к ним, например, могут относиться такие специфические области, как медицина и здравоохранение, но в данной статье речь не о них.
Перекладывание из одного кармана в другой
Для начала, определимся с тем, о какой конкретно разновидности субсидий идёт речь. Заниженные тарифы на газ, льготный транспорт, "социальные" товары и т.д. – всё это является субсидированием потребления. Государство административным путём устанавливает цену на товар для потребителей ниже рыночной, а то и ниже себестоимости, а разницу или часть разницы компенсирует производителю из бюджета. Поскольку бюджет формируется, в конечном счёте, из налогов с тех же потребителей, получается, фактически, перекладывание средств из одного кармана в другой. К сожалению, это перекладывание для экономики не нейтрально, а наносит ей вред. Проще всего продемонстрировать это на примере.
Представим себе, что в некой условной стране потребляется 5 000 000 единиц некоего ресурса добываемого монопольно государственной компанией. Добыча одной единицы стоит $20, для потребителей же правительство устанавливает цену в $10. Весь добываемый ресурс, при этом, потребляется внутри страны. Поскольку госкомпания работает в убыток, правительство компенсирует ей потери из государственного бюджета в объёме $50 000 000.
Теперь представим себе, что реформистски ориентированное правительство решило заменить непрямое субсидирование прямыми выплатами – теперь $50 000 000 поступает напрямую потребителям, а цена на ресурс установлена на уровне стоимости его добычи - $20. Потребители не обязаны тратить получаемые средства только на этот ресурс, а могут их расходовать, как им заблагорассудится.
Что изменилось в этой ситуации? Если потребители продолжают покупать ресурс в тех же количествах – ровным счётом ничего, просто деньги поступят на счета добывающей компании полностью от потребителей, а не частично от потребителей и частично от правительства. Если же часть потребителей сочтёт полезным купить по новой цене меньшее количество ресурса, а часть полученных от правительства денег потратить на какие-то другие покупки, то изменится следующее:
- увеличится польза, которую извлекают из своего потребления те, кто решил потратить деньги на другие покупки, ведь только в этом случае они стали бы что-то в своих предпочтениях менять;
- сократится добыча ресурса на то количество, которое не будет потреблено из-за смены потребительских предпочтений.
Понятно, что оба эффекта полезны. Первый напрямую увеличивает пользу, извлекаемую потребителями из своих расходов. Второй экономит ограниченный ресурс, либо высвобождает его на экспорт.
Мало того, во всех случаях возникает ещё более полезный долгосрочный эффект – в результате повышения цены потребители имеют в два раза больший стимул к экономии ценного ресурса. Это долгосрочно выливается в его прямое сбережение, использование более дешёвых заменителей и разработку сберегающих технологий.
Кроме того, прямой расчёт между производителем и потребителем позволяет избегать разрывов и проблем в финансировании первого. Компания, производящая ценный ресурс, может более качественно планировать свою деятельность, так как не зависит от бюджетного финансирования. Для стран вроде нашей, где к бюджетным обязательствам относятся вольно и даже НДС экспортёрам без проблем не возвращают, прямой расчёт может принести большую пользу.
Наконец, и это то, чего совсем не понимают многие чиновники и политики, следует помнить, что любое искажение свободного ценообразования искажает эффективное распределение ресурсов в экономике. Это может отражаться даже в тех её секторах, которые вроде бы не связаны с искажаемой ценой напрямую. Суть рыночной экономики и источник её высокой эффективности как раз и состоит в способности быстро и качественно сбалансировать спрос и предложение через цену. Чем больше мы снижаем эту способность, тем больше мы снижаем общую эффективность экономики. Парадоксально, но чаще всего этим злоупотребляют именно бедные страны, которые не могут себе такого позволить.
Платой за все эти положительные эффекты является стоимость администрирования прямых выплат и неточности в их распределении. Для большинства "социальных" товаров она относительно невелика, потому вышеописанный переход к прямым выплатам в них более чем оправдан.
Если не давать, а изымать
Тот же подход применим и к ситуации сокращения бюджетного дефицита, когда снижается совокупный спрос в экономике и те или иные потери неизбежны. Предположим, что описанное выше государство вынуждено для устранения дефицита бюджета сократить расходы либо повысить сборы. Предположим, что первый вариант, по тем или иным причинам, невозможен, и пришлось перейти ко второму.
Правительство может повысить на $50 000 000 налоги, либо повысить цену ресурса для потребителей до $20, что даст один и тот же доход и одинаковым образом обеднит население, при условии, что налоговое бремя распределено так же, как и потребление ресурса. Если правительство считает подобное распределение приемлемым, то повышение цены на ресурс выгодней простого повышения налогового бремени.
Причины те же, что и в случае замены субсидий прямыми выплатами: немедленная (из-за более высокой цены сменятся потребительские предпочтения) и долгосрочная (более высокая цена стимулирует прямую экономию, поиск заменителей и инвестиции в сберегающие технологии) экономия ценного ресурса.
Абсолютно та же логика работает и для ситуаций, когда правительство желает снизить фискальную нагрузку – это лучше делать через снижение налогов, а не искусственное занижение цен на те или иные товары.
И даже если правительство считает, что такая мера слишком сильно ударит по беднейшим слоям населения (т.е. потребление ресурса распределено не так, как налоговое бремя), оно всегда может исправить эту ситуацию с помощью прямых выплат. Для финансирования же прямых выплат, оно должно будет скорректировать налогообложение таким образом, чтобы перенести его бремя на более богатые слои населения. Таким образом, даже в случае сокращения дефицита бюджета через отказ от субсидий, государство может осуществлять "настройку" социальных обязательств и поддерживать их на определённом уровне.
Необходимость реформ
Любая реформа вышеописанного рода вызывает острые дискуссии в постсоветских странах. Достаточно вспомнить критику монетизации льгот в России. Она была весьма интенсивной несмотря на то, что общий объём финансирования тогда не уменьшался, просто его преобразовывали из субсидий в прямую денежную поддержку. В Украине, где повышение тарифов сопряжено с сокращением дефицита госбюджета, реакция на него тем более агрессивна.
Проблема имеет свои корни в провале реформ в начале 90-х. В восточноевропейских странах, таких как Польша и Чехия, основную массу непрямых субсидий удалось сократить ещё тогда, на стадии "шоковой терапии". Этот период был, несомненно, тяжёлым для тамошних жителей, но он заложил основу уверенного и быстрого экономического роста, который к нынешним временам сделал эти страны весьма преуспевающими. В Украине, к сожалению, "шок" оказался лишённым "терапии" и преуспевающей нашу страну назвать никак нельзя. Однако, это не означает, что в какой-то момент к реформам не придётся вернуться.
Монетизация льгот, дерегуляция рынка электроэнергии, повышение коммунальных тарифов – все эти вещи, рано или поздно, произойдут. Вопрос в том, будут ли они проведены в качестве осознанных реформ, направленных на стимулирование экономического роста, либо это будут крайние меры, вызванные невозможностью профинансировать дефицит бюджета. Хотелось бы первого, но скорее всего, будет второе. К сожалению, по такому паттерну делались практически все реформы в нашей стране, отсюда и их низкое качество.