День первый. Дебаты
- По хорошей традиции времен политических репрессий, разрешена трансляция только вынесения приговора. Дебаты, позицию прокуроров, выступление Тимошенко, по мнению власти, обществу слушать не стоит. А, может, власть ошибается? – с этими словами Николай Сирый тяжело опустился на место.
Начав выступление в половину десятого утра, кончил лишь сейчас – в начале четвертого вечера (с небольшим перерывом на обед – с часу до двух).
Стройная, четкая логика, безупречная аргументация, веские доводы. Все это – поставленным голосом профессионального оратора.
Пожалуй, спич Сирого – самый приметный из всех, озвученных адвокатами экс-премьера.
Которые, каждый по-своему, развенчивали претензии гособвинения. Сухов доказывал: 365-ой статьи в деле не может быть в принципе.
Плахотнюк изобличал подлоги – «экспертизы базируются на документах, которых в материалах дела нет, но обвинение на них почему-то ссылается».
Сирый – вскрывал многочисленные «ляпы» дела: от датирования бумаг несуществующим числом (31-е апреля) до отсутствия причинно-следственной связи между действиями Тимошенко и убытками для страны.
«Как жить в этом обществе моим и вашим детям? Мне страшно»
Поскольку муж и дочь ЮВТ участвуют в процессе в статусе ее защитников, им также предстояло выступить. Еще накануне оба от этого отказались.
Александр Тимошенко вообще промолчал.
Евгения Карр написала пронзительно-трогательное «письмо маме». Интернет, естественно, тут же заклеймил его «дешевым пиаром», да поехидничал на тему «богатые тоже плачут». Вместо того, чтоб попробовать поставить себя – хотя бы мысленно (дай Бог, чтоб только мысленно) на место человека, у которого отбирают маму.
Неважно, сколько лет человеку, сколько у него денег и как маму зовут. Но вот сегодня мама еще есть – пусть краткими встречами, пусть ее одежда пропахла СИЗО, пусть она уже потускневшая и обреченная, но она есть! Есть – сидит рядом, ты в любую минуту можешь взять ее за руку, сказать что-то; ты слышишь, как она дышит и как тихонько кашляет. Будь она хоть десять раз премьером и двадцать – президентом, для тебя она – перво-наперво – мама. И вот завтра эту маму у тебя могут отобрать. Спрятать на целых семь лет. А то и больше. Отправить непонятно куда – в тесную, сырую, грязную камеру. ТВОЮ МАМУ!!! Кто способен пережить это в равнодушии? Ведь мама - самый близкий человек! Да, пусть он хоть десятерых младенцев – пополам с ротой стариков зарезал – ты его все равно любить будешь. Как же промолчать?!
«Для меня ты - моя маленькая, любимая мама. И я, может, как никто другой знаю, чего стоит эта сила, эта несломленность, эта гордость. Я горжусь тобой, мама… И когда мы приходим вечером домой после всего этого кошмара… мы не плачем, мама, честно… Мы - держимся, мы гордимся тобой».
Или вот еще: «Когда я прихожу к вам с папой домой - мне выбегают навстречу все твои собаки и как будто спрашивают: где она? А я их обманываю, говорю, что завтра придет…»
Неужели вас это не трогает?
Ладно…
Потренировавшись в эпистолярном жанре, Женя решила таки не отказываться от возможности высказаться.
- У меня нет юридического образования, я буду говорить коротко. Для меня, как гражданина Украины, было открытием, как можно использовать законы, чтобы обвинить невиновного; чтобы разрушить права и свободы человека. Я была свидетелем нарушений, и эти нарушения являются доказательством работы власти против оппозиции, потому что я не видела ни доказательств, которые представила сторона обвинения, ни состава преступления.
Женя на минуту умолкла:
- Я хочу сказать: мне становится страшно, как мои дети будут жить в этом обществе, как ваши дети будут жить в этом обществе, где нет права и закона.
Более точно диагностировать ситуацию, пожалуй, невозможно.
Тимошенко-прокурорам: «Я понимаю, что вы на содержании у РУЭ, но не до такой же степени!»
Наконец Киреев предоставил слово и Тимошенко. Она долго молчала – по ходу дебатов, и ранее – оттого, явно соскучав по столь привычной для себя публичности, максимально воспользовалась представившимся случаем.
Начала не с заготовки – с «импресьйонов» от услышанного.
- Я не торговала землей и Черноморским флотом, я не торговала газотранспортной системой, "Энергоатомом", "Укртелекомом". Я не сдала ни одной пяди украинской земли, ни одна гривня государственной собственности не была поставлена под удар. Если бы сейчас, не дай Бог, повторились хоть примерно такие же обстоятельства, я действовала бы так же: я бы так же, используя предоставленную Конституцией и законами Украины власть, делала бы то же самое и так же четко и ясно выводила бы страну из кризисного состояния.
Максимально повышая градус пафосности, продолжала в том же духе.
- Сегодня я прекрасно понимаю, что испытывали патриоты Украины, когда их судили, бросали в лагеря; чувствую, что они прошли. Знаете, когда они по двадцать и больше лет сидели в лагерях за Украину – им неважно было, где они находятся, потому что они все равно были свободными. …И я счастлива, что сегодня мои друзья и коллеги не ищут компромиссов с мафией, не ищут – что главное – компромиссов с ценностями. Вот так мы должны воспитывать наших детей!
ЮВТ была настроена решительно.
- В Украине все перевернуто. В моем деле сначала был написан приговор, потом – возбуждено дело, потом – проведено, в кавычках "проведено", расследование, потом начался этот суд. … Я своей жизненной задачей вижу построение в Украине морального, правового общества, несовместимого с олигархией и ее ключевым руководителем – Президентом Януковичем. Да, мой приговор был написан еще до возбуждения дела. Написан потому, что президент нашей страны считает меня опасным политическим конкурентом. И правильно считает!
Эту ее фразу присутствующие поддержали аплодисментами.
- Тишина в зале суда! – резво отреагировал Киреев.
Уличив его в непрофессионализме, лишении ее права на полноценную защиту («это был классический суд Линча»), она перешла наконец к содержательной – по материалам дела – части речи.
- То, что я сейчас буду говорить, это не для этого суда, не для этих прокуроров, это для украинского общества и мировой демократической общественности. Поэтому, первый раз, наверное, на этом процессе, я встану.
Приняв очередные аплодисменты, сообщила: 365-ую статью заслуживает не она – квартет прокуроров, злостно нарушающих профобязанности, плюс – 371-ю и 372-ю (от 5 до 9 лет). Киреев - ст.355-ю (за то, что он сажает невиновных).
- У меня нет необходимости доказывать свою невиновность, потому как их задача – доказать виновность. А это разные вещи. …Я буду говорить исключительно цитатами документов, приобщенных к материалам уголовного дела. Хотя, они сами не читали это дело. Вкладывали туда – с одной стороны – фальсификат; с другой – то, что под руку попадалось. Так туда попали документы, которые полностью опровергают логику обвинения, - сказала, правою рукою опираясь на огромную стопку бумаг, покоившихся на столе.
- На переговорах двух президентов: Ющенко и Медведева много раз, подчеркиваю – много раз, речь шла о необходимости переходить на рыночную цену на газ для Украины, на формульный подход. Не мое это ноу-хау! Если все страны это сделали, то Украине, вероятно, тоже есть смысл. Это точно лучше, чем стоять на коленях – вымаливать льготный газ. Поэтому я подписала меморандум о постепенном переходе (три года – для переоснащения системы отопления, переоборудования заводов) на формульный подход.
Тут говорившая замялась, отыскивая нужную бумагу в стопке.
- Вот - выводы Киевского научно-исследовательского института судебных экспертиз от 12 мая 2011. Из материалов дела, между прочим – по заказу ГПУ сделаны. Цитирую: «таким образом, средняя цена тысячи кубометров природного газа, поступавшего в 2009-м в Украину, составляет 232 доллара». При том, что соседняя Польша платила 510 долларов, и в деле вы найдете оригинал письма-подтверждения польского правительства! Так у меня вопрос: плохая цена 232? Другой вопрос: а какую считали хорошей, что хотели подписать 31-го декабря 2008-го? 235! И считали это большой победой. Мы подписали 232. За что же вы меня судите!? С моей точки зрения, цена вдвое почти ниже рыночной, в кризисный год – лучшее, что вообще могло быть. При том, что 232 – это средняя по году, а с лета и до декабря она составляла 198-200 долларов. Поэтому я настаиваю: директивы подписаны правильно!
Тимошенко говорила довольно быстро, сыпала цифрами – уследить за ходом ее мысли присутствующим было тяжеловато, и они начали скучать. Заметив это, ЮВТ, опытный оратор, изменила тактику: перечислила – начиная с 2006-го - темпы повышения цены при разных президентах и премьерах. Плюс – махинации со ставкой транзита. Сравнение получалось явно в ее пользу.
- Если против меня дело возбуждают, то что против этих горе-президентов-премьеров надо возбуждать? – возмутилась.
Никакого газового кризиса в 2009-м, по мнению Тимошенко, не должно было быть. Если б не ряд неслучайных совпадений.
- Вина за газовый кризис 2009-го года целиком лежит на высокопоставленных коррупционерах, в частности на этих трех аферистах – Фирташе, Бойко и Левочкине. Прошу считать все, что я тут говорю – заявлением о совершении преступления! И попробуйте на это не отреагировать! – пригрозила прокурорам.
Те даже не улыбнулись.
- Я понимаю, что вы на содержании у РУЭ, но не до такой же степени! – обозлилась ЮВТ.
«Кому захотела дать, тому и дала!»
Вновь перебрав стопки бумаг, экс-премьер приступила к развенчанию «еще одного мифа». О том, что никакой патовой ситуации в январе 2009-го не было, соответственно – и нужды контракты заключать.
- Хочу объяснить, почему мы не могли в 2009-м ждать два месяца, не заключать те контракты. С этой трибуны бывший руководитель «Трансгаза», свидетель Марчук ясно сказал: 350 млн кубов – ежедневная потребность страны в газе с 1 января 2009. Меж тем, с первого января треть потребителей остались без газа. Именно – промышленность: химия, металлургия. А промышленность – наш экспорт. Могли ли мы потерять промышленность, экспорт? Могли?! А два месяца без газа южные области держать – его ж туда технической возможности поставить не было? Я уже не говорю о том, что Европа мерзла.
Чего-чего, умения образно выражаться, держать аудиторию в постоянном «напряге», щепотки актерских задатков – столь необходимых в большой политике, Тимошенко всегда было не занимать.
- В чем они меня сегодня обвиняют? – стоя лицом к аудитории, к Кирееву – задом, сокрушенно развела руками, да кивнула на прокуроров. - У вас, газовый кризис? Так пусть НАК и занимается. Причем тут Премьер? Не царское, мол, это дело. Но, дорогие мои, уж так в Украине исторически сложилось, что газ всегда был вопросом политическим. Всегда. И всегда этой темой президенты и премьеры занимались. Вы помните хоть один газовый конфликт, который руководитель НАКа разрешил? Еще раз повторяю: газ – тема политическая, тут не о покупке-продаже рядового какого-то товара речь. А они мне, - опять кивок прокурорам, - ну, и что, что кризис, нечего было вмешиваться. Ну, здоровые люди?!
Зал захихикал. Прокуроры обиженно приосанились. Осознание того, что снаряд попал в цель, что она их таки задела, еще пуще раззадорило ЮВТ.
- У вас в материалах дела написано, что Ющенко сам вмешивался в переговоры. Какое он, как Президент, имел право? Отвечаю: н-и-к-а-к-о-г-о! Так чего ж вы его за это не судите?
Нелегкий взмах руки – из скопища макулатуры, расцвеченного яркими закладками, да исчерченного маркерами – извлекаются два документа. Из числа приобщенных, опять таки, к делу.
Первый – письмо экс-прокурора Медведько Левочкину.
Второй – Лавриновича Хорошковскому.
В тексте первого – просто и понятно: директивы обязательны для межгосударственных соглашений, коими газовые контракты не являются. Если по-русски: вопрос директив в 2009-м вообще неактуален – они могли быть, а могло их и не быть, не суть важно; но уж судить за их наличие-отсутствие точно нельзя.
В тексте второго – «требований относительно необходимости утверждения КМУ директив, действующее законодательство не содержит, статут НАК – тоже. …Принятие директив не есть компетенцией исключительно КМУ»
- Все эти материалы были у Нечвоглода еще до возбуждения дела. Значит, он возбудил дело, зная, что состава преступления в моих действиях нет! Так о чем мы тут говорим? Что вы мне вменяете? Эти директивы – просто рабочая бумага, информация, которую еще раньше мы с Путиным на пресс-конференции публично озвучили. Каждый мог новости почитать – и Дубина, и Диденко. А вы у меня спрашиваете: кто первый директивы в руки взял – Продан или Дубина? В каминной комнате (правительства РФ, - С.К.) четыре человека находятся: я, Ливинский, Продан и Дубина. Миша (Ливинский, - С.К.) приносит готовую бумагу, составленную мною для Продана. Так вы целое расследование затеваете, чтоб выяснить: а кто эту бумажку первым в руки взял – Продан или Дубина? Кому я ее подержать дала? Да, какая разница?! – войдя в раж, экс-премьер переключилась на повышенный тон. - Кому захотела, тому и дала!
Хохотали все: и сама Тимошенко, и публика, и прокуроры, и охрана, и даже судья Киреев усмешки не скрывал.
- Если на фоне всего этого, Киреев, вы мне вынесете приговор обвинительный, то это уже просто в цирке надо показывать!
«Почему семь, а не двадцать?! Нашлась бы статья»
Разобравшись с директивами, Тимошенко принялась развенчивать теорию о том, что ее действия причинили НАК убытков на полтора миллиарда.
- «Желая создать себе позитивный имидж…» Фролова, что это?! Да, такие фразочки в учебники по праву надо записывать – пример того, как нельзя составлять обвинительное заключение. Я понимаю, что не вы это писали; не вы это расследовали; что когда мои адвокаты озвучивали все эти глупости, особенно – про 31-е апреля – вам хотелось под стол залезть и голову спрятать.
Старший прокурор (тот самый – с печатью тотального порока на лице) презрительно хмыкнул.
Но ЮВТ уже было не остановить.
- Слушайте, вы не можете поддерживать этот бред, даже если не вы это сочинение писали! Вот, встает эта хрупкая женщина - у нее, наверное тоже дети, семья – Фролова смущенно заулыбалась, - и говорит: семь лет. За что, откуда? Почему не двадцать?! Там бы тоже статья нашлась.
- Почему вы мне вменяете убытки? Я, как экс-премьер, к деятельности хозяйственного субъекта никакого отношения не имею. Тем более – к убыткам, которых, кстати, у НАКа не было и нет. У них прибыль была в пять миллиардов! Которую они и не планировали даже.
В подтверждение своих слов Юлия Владимировна продемонстрировала письмо ГПУ НАКу. На полторы страницы – уведомление: у вас, де, в компании, убытков на полтора миллиарда, это все - из-за Тимошенко, так потрудитесь ей их предъявить.
- Как можно рассуждать об убытках без бухгалтерской отчетности? - вскипела ЮВТ. – И что же суду написал Триколич? Он обратился в суд, ссылаясь не на свою бухгалтерскую отчетность, а на запрос ГПУ! Как опытный чиновник, Триколич понимает: когда его потом спросят, как он мог такую глупость сделать, он скажет: а я тут причем, я ясно отметил – по запросу ГПУ.
Шел седьмой час вечера. Киреев клевал носом. Внезапно очнувшись от забытья, предложил продолжить завтра.
- Я заканчиваю, - огрызнулась Тимошенко.
Отложив бумаги, резюмировала уже «от себя».
- Я сейчас сказала достаточно для того, чтобы судья прямо тут закрыл дело и возбудил его на тех, кто заказал эту травлю.
Киреев молчал.
- Так что, я собираю вещи и иду домой? – мелким своим девичьим смехом рассмеялась ЮВТ. Безо всякой, разумеется, надежды на позитивный для себя исход.
- Юле – волю! – взревела публика.
- Тишина! – гаркнул Киреев.
- Не моя это работа – разбирать всю эту чепуху. Не моя – ваша, - покосилась на прокуроров. - Хотя, что вы? Вы – исполнители, а дело-то заказал Янукович. Возможно, перед судьей перед вынесением приговора будет стоять дилемма - либо он сам в тюрьме будет, либо меня туда отправит. Либо он будет лишен судейской мантии, либо ему нужно выносить обвинительный приговор. Ему скажут: "Ты выноси обвинительный приговор, а затем Европейский суд все это отменит, но сейчас нам нужно "защитить честь мундира и политическую концепцию власти", - пояснила.
Все это время Киреев усиленно делал вид, что происходящее его в принципе не касается.
- Но я не понимаю, - вновь взвилась Тимошенко, - на основе чего вы собираетесь приговор выносить. Как?! Со всем этим хламом! Как педантичный человек, за две недели в СИЗО прочла всю эту макулатуру. Помните, старый анекдот: выходит капитан борта к пассажирам и говорит: «наш самолет оборудован бассейном, сауной, спортзалом, гольф-полем, и вот со всем этим хламом мы сейчас попытаемся взлететь». Так и вы!
Аудитория разразилась издевательскими репликами.
- Дорогие друзья! Я обращаюсь сейчас к представителям посольств, - продолжила Тимошенко. - Янукович декларирует, что он искренне хочет подписать договор по ЗСТ, на самом деле это не так. Для него недопустимо вхождение Украины в Евросоюз, поскольку это поставит крест на коррупции и правовом беспределе. Кроме того, подписание соглашения об ассоциации противоречит теневым обещаниям, которые он давал перед выборами. А если рядом будет ЕС, ему придется придерживаться экономических стандартов. Зная все это, я обращаюсь к Европе: я прошу не допустить, чтобы этот план сработал. Чтобы из-за того, что я, Луценко и другие оппозиционеры сегодня за решеткой, они не сделали Януковичу такой подарок и не отказались от соглашения по ЗСТ. Я просто не хочу, чтобы мы жили по их плану!
ЮВТ была неутомима:
- Я знаю, что из этого зала ведется прямая трансляция для тех, кто эту расправу заказал. Да, тут стоит камера, и поэтому я периодически к ней поворачиваюсь, разве что рукой не машу!... Как правило, я делаю прогнозы, близкие к истине, и сегодня мне кажется, несмотря на то, что тут заявляли я и мои адвокаты - приговор все равно будет обвинительным. Я владею информацией оттуда, откуда вы получаете поручения (ухмылка для Киреева, - С.К.). Но, - экс-премьер воздела к небу указательный палец, - это будет приговор не мне, а Януковичу. Он сам себе на лоб поставит клеймо диктатора.
Публика опять загудела. Киреев, однако, не отреагировал – устал успокаивать буйных депутатов.
- Мне известно, что у него есть план. Он хочет, чтоб после приговора я обратилась к нему за помилованием. Только один нюанс: он изменил закон, и теперь о помиловании осужденный должен просить сам. Так вот: ни при каких обстоятельствах, никогда ни за каким помилованием я не обращусь. Не обращусь потому, что для меня это будет признанием диктатуры, признанием неправосудия, наглости и циничности всей системы авторитарной власти.
Стрелка часов отсчитала семь вечера.
- Сейчас мы находимся на грани катастрофы. Или мы дадим этой власти разрастись, и тогда авторитарным станет даже воздух, которым мы дышим, или же прямо сейчас безо всяких компромиссов их нужно снести. Необходимо менять эту власть конституционным путем, - победно, - под громогласные аплодисменты, завершила Тимошенко.
День второй. Финиш
- Суд возобновляет работу после перерыва. Подсудимая, вам предоставляется последнее слово.
Опосля обеда упитанная физиономия Родиона Киреева буквально лоснилась самодовольством.
- Господин председательствующий, учитывая то, что сегодня говорили прокуроры – мы сейчас готовим стенограмму их выступления – я прошу время на подготовку к оглашению последнего слова. Мне и моим адвокатам нужно отработать соответствующую правовую позицию. Нам нужно три часа, всего полдня – до конца рабочего времени. Это совсем немного. Я категорически заявляю, что от последнего слова не отказываюсь, но мне нужен перерыв – хочу подготовиться. И если вы мне этого не позволите, иначе, чем желанием лишить меня моего законного права, я это объяснить не могу, - жестко и достаточно воинственно заявила ЮВТ.
Голос ее звучал все громче, она все больше распалялась:
- То, что вы на оглашение приговора допускаете в зал только СМИ, подтверждает, что и дальше вы намерены делать эту пиар-программу. Но я все-таки настаиваю, чтоб вы соблюли мои права, как человека, гражданина.
Зал напряженно выжидал. Публики набилось куда больше вчерашнего, особенно – представителей дипкорпуса.
- Подсудимая, на всех этапах процесса, суд не единожды – по вашей просьбе – делал перерывы…
- Неправда!
- Не перебивайте председательствующего!
- И вообще, подсудимая, свою позицию вы вполне могли изложить, когда мы обменивались репликами (на утренней части заседания, - С.К.).
- О! – от негодования, Тимошенко даже кулачки сжала.
- Суд вам сейчас разъясняет: последнее слово – ваше право, а не обязанность. Повторяю: суд предоставляет вам сейчас последнее слово.
- А вы можете объяснить, почему вы не даете полдня, чтобы изучить позицию прокуроров, гражданского истца, то новое, что они сказали? Я прошу всего полдня! Каких-то три часа! Согласно Уголовного кодекса, я в любое время имею право на консультации со своими адвокатами.
- Суд вам предоставлял – на всех этапах – достаточно времени для подготовки, - вновь твердил свое Киреев, не меняя даже порядка слов в предложении.
- Я хочу сделать заявление! Пресса!
Журналисты, как один, подняли головы от блокнотов-ноутбуков.
- Подсудимая, вам предоставляется последнее слово! – громко и отчетливо произнес судья.
- Я от него не отказываюсь, я просто ссылаюсь на норму УК, где написано… Если вы разрешите мне пообщаться с адвокатами, утром в понедельник я буду готова выступить с заключительным словом. Это – мое право, и никто не может меня лишить его. Ни один судья, на вашем месте, так бы не поступил. Но вы, - тут ЮВТ отчаянно выдохнула. - Но вы сейчас переходите все пределы. Ну, вас, делайте, что хотите!
- Суд не единожды предлагал вам возможность заключительного слова, но вы вступаете в пререкания, тем самым – фактически отказываетесь…
- Я не отказываюсь! – отчаянно выкрикнула Тимошенко.
- Подсудимая, ваше последнее слово! - процедил Киреев, всем своим видом давая понять: шутки плохи.
- Это все равно, как вы давали мне два дня на прочтение трех тысяч страниц, - съязвила ЮВТ.
- У вас было две недели на подготовку к дебатам.
- Это вы не мне их давали, а Банковой – написать прокурорам текст.
Еще минут пять перебранки в таком же духе закончились прогнозируемо – уличив Тимошенко в «фактическом отказе от последнего слова», Киреев закрыл заседание, удалившись в совещательную комнату до 11 октября.
