Начало апреля 1917-го, двоих капралов (Джордж Маккей и Дин Чарльз Чемпен) отправляют на задание через линию фронта: доставить письмо с приказом отозвать фатальную атаку британского батальона. У одного из капралов в том батальоне служит брат, поэтому, решает генерал, сыгранный Колином Фертом, задание тот будет выполнять с утроенным рвением.
Главная приманка «1917» – то, что он якобы снят одним планом. Это не так – фильм сшивали в том числе при помощи спецэффектов, хоть это никоим образом не отменяет мастерства Роджера Дикинса, который наверняка получит второй в своей продолжительной карьере «Оскар» за операторскую работу. Камера тут служит проводником зрителя, которому иногда дают возможность третьим приспособиться к выполнению важного задания, и вместе с этим сильно ограничивает его видение, окуная в опыт прохождения видеоигр.
Главная проблема фильма Мэндеса, посвятившего фильм своему деду, а значит, занесшего его на территорию личных высказываний, – то, что страдания капралов сильно заслоняются операторской работой и работой художника-постановщика. Почти два часа экранного времени мы бежим вместе с героями, продираясь через лошадей из папье-маше, вычурные декорации и цитаты из картин прерафаэлитов. Все богатство индустрии вываливается на зрителя в каждом кадре «1917», объявленном главным кинотеатральным аттракционом сезона (покуда «Звездные войны» уже всех достали).
Самые чувствительные зрители подключатся к приключениям солдат на Западном фронте без труда – их камера Дикинса укачает первой и унесет, вслед за цветом черешни, куда-то вдаль. У тех, у кого шкура потолще и вместо сердца – холодная котлета (как у авторки этого текста), возникнет много вопросов. Например: Почему на выполнение такого важного задания отправили только одну группу? Почему герой Джорджа Маккея не слышит приближения к нему вереницы автомобилей и кучи шумных солдат? Почему один из героев, попадая в непредсказуемую среду, в результате оказывается ровно там, где надо? Все эти вопросы тонкими иголками вонзятся в полотно Сэма Мендеса и порвут его, если не отключить рациональное мышление и не оставить только эмпатию к длинноресницым и голубоглазым солдатам, которым нужно добраться до точки назначения. Нам в помощь тут – музыка Томаса Ньюмана, щедро размазанная по фильму (дозировка тонкослезых скрипок зашкаливает, возможна аллергия на струнные), и патетическая сцена с кормлением младенца.
«1917» часто сравнивают с «Дюнкерком» Кристофера Нолана – другим аттракционом о войне, по непонятным причинам проигнорированным в свое время основными «оскаровскими» номинациями. Пространство и время в «1917» то слипаются, то растягиваются без каких-либо видимых причин – просто потому, что это диктует камера и съемка а-ля одним планом. Нолан тоже играл со временем: у него в равной степени развивались сюжетные линии в трех отрезках, которые в реальности фильма длятся разное количество времени. Так зрители могли прочувствовать на себе опыт пилота, который оказывается один на один с врагом в небе, и солдата, который ждет эвакуации.
Фильму Мэндеса прием «одного плана» только мешает: он умеет сооружать душевные картины про людей в разных состояниях (одна из самых душераздирающих драм – «Дорога перемен» с Кейт Уинслет и Леонардо Ди Каприо), но тут все одеяло на себя перетянули трюки, а про героев и их глубину как-то позабыли.
Первую мировую войну в сознании массового зрителя заслонила Вторая (попробуйте сходу назвать пять известных военных драм о Великой войне), и «1917» мог передать хоть толику событий, после которых мир перестал быть прежним. Американским киноакадемикам, впрочем, эта попытка может показаться успешной: фильм уже получил ключевые награды профессиональных гильдий и уверенно двигает своего режиссера к второй статуэтке за «Лучший фильм».
Проверим, впрочем, утром 10 февраля.