Но из остатков жаргона, недосказанных фраз, смеха с хрипотцой явственно следует – человек отбыл срок за участие на передовой лихих девяностых. Не сумев сколотить денежный капитал в ту десятилетку, он использовал в «нулевые» свой жизненный опыт для создания капитала иного свойства… Повесть «Чужая», погуляв в Интернете несколько лет, попалась в цепкие руки гендиректора ОРТ Константина Эрнста, который, невзирая на кризис, ее экранизировал. И интерес к «Адольфычу» со стороны издателей, массмедиа и российских кинопродюсеров возрос в разы. Впрочем, несмотря на этот факт, он до сих пор живет в Киеве, ходит пешком и особо не собирается куда-то рвать.
Начну наш разговор с самого простого. Владимир Нестеренко – ваши настоящие имя и фамилия?
Нет. Это творческий псевдоним.
А пооригинальней что-то не могли выбрать? Чтобы сразу в глаза бросалось…
В Виннице был один профессор с фамилией Жопкин… Впоследствии он поменял ее на Алмазов. Естественно, все студенты передавали из поколения в поколение, что никакой он не Алмазов… Так что сильно яркие псевдонимы – вещь вредная. (Адольфыч хрипло смеется.)
Вас называют одним из самых искусных сетевых троллей (тролль – хулиган, который размещает грубые или провокационные сообщения в Интернете – «Левый берег»)… Зачем вам нужны эти детские шалости?
Детские шалости начались после того, как в Интернет пришли дети. А на заре моего прихода в сети существовала целая система кодов, инвайтов (приглашение в закрытое сообщество – «Левый берег») и т.д. Подобным образом я оттачиваю свой стиль. Для тех, кто занимается литературной деятельностью и работает со словом, это хорошая тренировка. Ты учишься кратко и максимально эффективно излагать мысли… Ибо в Интернете длинные тексты мало кто читает.
Окей. Давайте поговорим о фильме «Чужая»… Из ваших реплик по поводу этого кино у меня создается впечатление, что вы как бы не сильно довольны экранизацией, но с другой стороны – едва ли не танцуете от радости по поводу вызванного фильмом резонанса. Чем объясняется подобная двойственность?
Все очень просто. Я удовлетворен фильмом по той причине, что его могло вообще не быть. Разгар съемок совпал с началом кризиса в конце 2008-го. Только отсняли крымские эпизоды, а тут бац! – денежки кончились. И если бы продюсер ленты Константин Львович Эрнст (гендиректор Первого российского канала – «Левый берег») лично ее не дожал, не было бы никакого резонанса.
А вот если взять все наши отечественные кинопроекты (и российские, и украинские, которые (не секрет) снимаются для России), то кино вышло неплохое. Иное дело, что рекламная шумиха вокруг «Чужой» была сильно раздута… Знаете, в Москве всегда принято кричать в каждое ухо: «Купи пылесос!.. Обязательно купи!..» У нас как-то все потише происходит, а там… Так и с фильмом вышло: «Сходи в кино… Оно страшное, оно ужасное, оно…». Хотя в целом, повторюсь, я доволен тем, как все получилось.
Вы вообще прогнозировали, что рано или поздно по вашим произведениям будут снимать фильмы? Если сам Эрнст к вам пожаловал, то это неспроста…
Нет, конечно… Если хочешь испортить себе сон и аппетит, начни прогнозировать: я че-то сделаю, стану знаменитым, богатым… Чушь все это. Текст «Чужой» висел в Интернете какое-то время в свободном доступе. Я написал его для американцев вообще-то… Еще в 2003-м. Они предложили мне немножко денег, с тем чтобы снять потом по моему сценарию кино… Впрочем, никакие это не американцы были, а бывшие русские, осевшие в Америке, но ведущие бизнес в Москве. Вот они и попросили меня описать 90-е так, чтобы это было похоже на правду. Они хорошо помнили то время... У нас, в Украине, раз в неделю похороны были, а в российской столице – каждый день. Очччень большая была текучка кадров… Город-то большой… (Адольфыч снова начинает хрипло смеяться.)
Я написал… а они сняли фильм по другому моему сценарию. В конечном итоге права на «Чужую» вернулись ко мне, и я вывесил этот сценарий в Интернете. Сначала им заинтересовалось российское издательство «Ад Маргинем», открывшее в свое время писателя Владимира Сорокина и многих других. А уже потом на горизонте появился Эрнст.
Ваша жизненная история немного напоминает историю графа Монте-Кристо. Вы были одним из многих безымянных «героев» 90-х, отсидели, вышли… занялись писательством, стали (по некоторым данным) богатым… Говорят, за сценарий «Чужой» получили $100 тыс.
Ну, да… (Адольфыч смеется.) Это правда. И что? Это же копейки. Главное во всей этой истории, что мои книги находят читателя. Я как-то задумался о жизни, когда вся эта беличья суета (девяностые) закончилась, и пришел к выводу: всем дали слово: милиции, бизнесменам… А вот основным участникам тех событий не предоставили такой возможности. Потому что это представители немой культуры, которая не имеет своей письменности. И я решил, что надо это упущение исправить. Та же «Чужая» написана от лица бандита и о бандитах.
Странная вещь получается… Герои 90-х активно участвовали в процессе накопления капитала, но в реальности так его и не накопили. Он достался, за редким исключением, людям другого плана… Почему же так вышло?
Да, действительно, существует некая закономерность. На одного сумевшего сколотить капитал приходится могил двести. Причем многие из этих могил раскиданы в разных неприметных местах, вроде того, где мы сейчас находимся (интервью с Адольфычем писалось в достаточно пустынном месте, рядом с пролегающей железнодорожной колеей – «Левый берег»).
Кстати, книга «Чужая» намного реалистичней фильма… В нем, например, отсутствует пять убийств, а главная героиня не употребляет наркотики. Хотя этот факт объясняет многое в ее поступках. Из-за этих «укорачиваний» фильм стал менее резонансным, чем мог быть. Поэтому многие его и критикуют.
События картины происходят в Крыму, в то время как в книге фигурирует Киев. Вы перенесли действие на полуостров, потому что в 90-х там была настоящая война между бандитами? Все гораздо проще. Красавец-Киев за последние десять лет внешне претерпел существенные изменения… И снимать кино о 90-х в нем стало невозможно. Антенны спутниковые торчат повсюду, пластиковые окна, билборды…Неосвещенных улиц – какими они были в те годы – нынче в столице практически не осталось, в отличие от Севастополя.
А по поводу войны, так в Киеве и поярче было! Потому как во всем Крыму живет столько населения, сколько в столице на правом берегу – чуть больше 2 млн. Но в целом по Украине самый большой беспредел был на территориях Киева, Донецка и Крыма.
О вашей биографии слагают легенды… Насчет 90-х все более-менее понятно. А в 80-х вы что делали?
Учился, работал…
Говорят, журнал какой-то издавали…
Нет, не издавал. В конце 80-х, когда уже началась перестройка, чем-то таким занимался околокультурным. Но перестроечный процесс быстро превратился в полный развал, и стало не до этого – надо было как-то жить в новых условиях. Тогда многие оказались не готовы к такому повороту. А у меня уже были дети… Короче, приходилось о них думать.
И вы шагнули в мир криминала…
(Адольфыч медленно подыскивает ответ.) Тогда все было миром криминала. Весь бизнес был криминальным. И дело не в том, что наше законодательство в тот момент было несовершенным… Просто милиция тогда оставалась еще рабоче-крестьянской. Это сейчас она непонятно какая, и к концу 90-х уже была непонятной, а тогда… Все люди, которых теперь величают бизнесменами, назывались тогда кооператорами. И до начала перестройки эта же милиция сажала их за предпринимательскую деятельность. Короче, это были недорасстрелянные. (Адольфыч ухмыляется.) Соответственно, весь бизнес был криминальным… Кроме, разве что, того, за которым стояло высшее партийное руководство. Вы наверняка должны помнить дискуссии в массмедиа о том, куда подевались деньги КПСС, Сбербанка и т.д. Вот туда и пошли.
Вы не считаете себя специалистом по криминальным 90-м?
Не-а. Чтобы им быть, нужно обобщать материал, уметь работать с источниками и т.д. Я этим не занимаюсь. Просто вспоминаю какие-то события, истории из того времени, и делаю что-то субъективное на этой основе. Если кто-то позвонит мне и спросит меня как эксперта о том, какой фасон рубашек носили в 1994-м, то… я вряд ли смогу ответить на этот вопрос – фиг его знает, что там носили. А вот как, например, в этом году «решали вопросы» и какие именно – это я еще помню.
Вы участвовали в этих «решаловках»?
Это очень личный вопрос. (Адольфыч начинает смеяться.) Безусловно, в те времена, когда я был «бизнесменом» – меня в Киеве знали… Но и только. Как писателя меня знают в Москве, в Киеве и так далее – везде, где читают на русском, так что большего успеха я достиг в литературе. Соответственно, мне более по душе разговоры о моей писательской стезе, а не о каких-то древних делах.Я бы рассматривал 90-е как школу жизни. В то время я даже двух строчек не написал…
И что дала вам эта школа?
Общение с людьми разных слоев, каковое у меня было тогда в достатке. Оно дало мне, в первую очередь, картину времени… Как у Гоголя в «Мертвых душах». Тех людей, с которыми я общался, не встретишь на улице. Точнее – встретишь, но не обратишь внимания. Это были достаточно интересные, героические персонажи… совершенно необычные люди из «подполья».
Вы научились определять в течение короткого времени «ху из ху»?
Да, конечно. Если ты уже начал вариться в той кухне, где все построено на обмане, где кто хитрее, тот и прав – то поневоле научишься это делать. И когда потом ты общаешься с обычными людьми, то, как только они начинают говорить, сразу понимаешь, что именно они дальше скажут и что вообще им от тебя надо.
Все-таки позвольте спросить – каким именно бизнесом вы занимались?
Охранным...
Вас понял, продолжать не буду. Лучше снова вернемся к теме ваших книг – к 90-м. Многие упрекают Константина Эрнста (в случае с «Чужой») в том, что он начал в них копаться. Мне кажется, этот период времени привлекает и вас, и его потому, что война сама по себе – сильнейшая драматургическая вещь… И вы, как один из ее непосредственных участников, черпаете там вдохновение.
(Адольфыч заметно оживляется) Ну, вот давайте возьмем времена «сухого закона» в Америке. Он действовал с 1919-го по 1933 год. Фильмы на эту тему начали выходить спустя 10–15 лет. Эта тема была и будет. То был такой значительный кусок истории, который еще просто не разжевали. Та же ситуация и с нашими 90-ми. Они, кстати, тоже разные были – начало, середина и конец. И общество еще не выработало единого взгляда на это время. В России принято почему-то считать, что это были ужасные годы, развал страны и все такое… А, мол, «нулевые» – это уже стабильность, демократия, процветание… Но мы же не можем выбросить 90-е из истории. Потому что в них – корни нынешнего времени.
За эти десять лет произошло перераспределение. Власть ушла от неформальных группировок конкретно к милиции, которая сама стала похожа на полунеформальную группировку. (Адольфыч посмеивается.) Впрочем, они всегда были способны к таким движениям.
У меня подчас создается впечатление, что милиционеры тогда особо не вмешивались в бандитскую жизнь…
Еще как вмешивались! У них была тактика, которую они притащили из Афгана, – сталкивать лбами между собой различные группировки. И если последние вдруг начинали призывать друг друга к порядку, тогда милиция начинала проводить аресты на основании открытых уголовных дел. Была в кодексе такая статья, как «три гуся» – двести двадцать вторая – за сбыт и ношение оружия. Ее всем лепили.Но уже в конце 90-х милиция особо не церемонилась с бандитами, применяя самые различные методы. Моему знакомому как-то подкинули обрез… По легенде, он якобы носил его в спортивных штанах за спиной. Так вот, если этот обрез туда действительно засунуть, то явственно было бы видно третью ногу … Ну, бред!
Как вам живется в «нулевых»?
Прекрасно! Я ни во что не встроен, слава богу, ни в какой бизнес. Не ношу отчетов никуда. Работаю спокойно в другом государстве (в России) – там с меня и высчитывают налоги. Короче, полностью свободный человек, если в наше время вообще можно быть свободным.
Темы в этом времени находите?
Да, что-то нахожу. Работаю себе потихоньку. Конечно, таких драматических сюжетов, какие имели место в 90-е, «нулевые» пока не подбрасывают. Впрочем, другая моя книга – «Огненное погребение», уже о них. И ее тоже собираются экранизировать.
Кто читатели ваших книг?
Как только вышла «Чужая», то ее в основном читала московская интеллигенция. Среди моих знакомых в Москве есть весьма успешные люди, проживающие на Рублево-Успенском шоссе (престижный московский район – «Левый берег»). И вот один из них как-то мне сказал, что дал своему охраннику (с трудным прошлым) почитать мою книжку. Это, наверное, была третья его книга за жизнь, как он, знакомый, сказал. Прочитав ее, охранник загрустил и мрачно изрек, что так оно все и происходило в реальности. Для меня эта похвала дорого стоит. Потому что я пытался передать в «Чужой» дух начала 90-х – времени полной вседозволенности.
Тюрьма способна исправить человека?
Черт его знает, можно ли кого-то чем-нибудь исправить. Не думаю… Разве что еще больше испортить.
То есть на вашей памяти вставших там на путь истинный нет?
Кто мешает им встать на этот путь истинный до отсидки? Это же состояние души, когда человек хочет исправиться. Мне неинтересны люди, которые в состоянии голода, холода и в присутствии неприятных им людей решают измениться. Вот человек, который, например, шел с топором убивать старушку-процентщицу, а Бог ему на ухо сказал: «Че ты делаешь, Григорий, бл…ь?!», и он в итоге срубил этим топором… храм в каком-нибудь селе – такие персонажи меня интересуют. А те, кто перепугался тюрьмы и стал другим… так в другой раз их еще что-то испугает… Будет война, то так в штаны наложат, что к немцам пойдут воевать… (Адольфыч смеется.)
В тюрьме люди становятся более искренними?
Наоборот. И это понятно. Поскольку не всегда знаешь, с кем имеешь дело… А точнее – всегда не знаешь. И в данном случае искренность может обойтись дополнительными годами заключения.
Любопытно напоследок узнать ваше отношение к деньгам.
Лучше, конечно, чтобы они всегда были в наличии. Но вообще надо помнить, что если сильно углубляться в деньги, они становятся смыслом вместо средства. И этой гонке никогда не будет конца. У меня нет цели, как у моих соседей, купить джип побольше и дом поновее. Я предпочитаю жизнь художника.