ГлавнаяБлогиБлог Павла Толстихина

День памяти жертв голодомора

Мою семью голодомор обошел стороной. Бабушка и дедушка по материнской линии каким то чудом за два года до начала коллективизации перебрались из села в город Александровск. Будто что-то знали – в 1932-м году дедушка уже был фельдшером в больнице железнодорожников, а бабушка там же медицинской сестрой. Когда смерть со страшной косой ходила по селам, они лечили людей и продолжали жить, мало о чем догадываясь.

Фото: EPA/UPG

Впервые о трагедии голодомора я узнал в старших классах на уроках истории. Но по-настоящему почувствовать  и осознать, чем трагедия голодомора отличалась  от, ужасов  войны или стихийного бедствия, я смог только когда прочитал роман «Желтый князь» из школьной программы украинской литературе. Автор романа Василий Барка сам пережил голодомор и сумел найти слова, глубоко проникающие в сердце читателя. Самое страшное, что я запомнил из прочитанного – это маленькие дети в голодающем селе. Я не буду пересказывать, как Барка описал пережитое, с какой эмоциональной самоотдачей, скажу только – голодомор для меня навсегда стал ужасным преступлением против ныне живущих, потому что лишил украинский народ будущего, убивая детей.

Исторические последствия голодомора зафиксированы в сухих цифрах статистики наполняемости колхозов и «естественной» убыли населения. В памяти выживших, скорее всего, отпечатались слова отца народов о т.н. «вредителях» и «врагах народа», а также знаменитые «перегибы на местах» и «головокружения от успехов».  Так получилось, этим словам в народе больше веры, чем своим глазам, видевшим все мыслимые и немыслимые ужасы, на которые способен человек, доведенный до отчаяния. Представить, что среди полей с колосящейся пшеницей, люди умирали от голода нельзя никакими силами. Прочитав Барку в 15 лет я как будто пережил страшное бедствие вместе с семьей Катранников, и эта трагедия стала частью моей жизни.

Тема Голодомора  остается для меня трагедией украинской семьи, камерной и в то же время масштабной. Я искренне не понимаю: почему о трагедии голодомора говорят языком статистики, не называя  имена и фамилии погибших, названия сел, в которых не осталось живых к весне 1933-го? В ленте только сухие цифры - умирало 2500 человек в день. Допустим - и ЧТО? Эти цифры холодны и не несут практически никакой связи для современников, воспитанных на культе Великой Отечественной войны. В День Памяти не достаточно проговорить количество жертв. Надо что- то большее – напрячь память, вспомнить кого из твоих родственников/знакомых или тех, о которых ты слышал/читал не стало. Статистика не может сделать что-то вместо человека - дать почувствовать сопричастность, прикоснуться к личной трагедии, осознать, что на месте крестьянина Костянтина Томашевича или Михайла Петренка 34-х лет отроду и его красавицы жены с 4-мя ребятишками могли быть, например, мои дедушка и бабушка. Что им очень крупно повезло в то черное жуткое и беспощадное время и об этом тоже надо помнить.

Павел Толстихин Павел Толстихин , Общественно-политический наблюдатель
Читайте главные новости LB.ua в социальных сетях Facebook, Twitter и Telegram