Существует ли заговор мировых СМИ и почему мы сочувствуем не всем

Твит о том, что о теракте в Ливане “не написали ни в одном медиа”, набрал 100 000 лайков и ретвитов. Он проилюстрирован фотографией 2006 года, но примечателен другим: о трагедии в Бейруте в том или ином формате написали все крупные медиа, от The New York Times до Daily Mail.

Но читатели проигнорировали эти материалы, как и другие новости о массовом насилии вне западного мира. Фишер видит иронию в том, что люди распространяют обличающий твит со столькими неточностями — если бы они читали хотя бы некоторые материалы, на отсутствии которых так яростно настаивают, то знали бы, что фото некорректно.

Фишер вспоминает историю со времен своей работы в Atlantic. В 2010 году во время хрупкого перемирия в Багдаде серия взрывов унесла жизни 85 человек. Это было не только ужасной трагедией, но и грозило нарушить шаткую политическую стабильность в регионе. Макс написал об этом и попросил редактора выделить материал на сайте — закрепить в топе, подобрать иллюстрацию и заголовок поудачнее, чтобы заинтересовать как можно больше читателей. Но редактор сайта рассмеялся в ответ. “Неважно, какую картинку мы поставим и будет ли это висеть в топе. Это все равно никто не будет читать.” Так и произошло — несмотря на все попытки продвижения, материал прочитали немного пользователей.

Новости о подобных трагедиях со всей планеты важны, они помогают читателю лучше понимать, в каком мире он живет, лучше осознавать свою роль “глобального гражданина”. Но если только жертвы не были детьми или христианами, такими новостями практически невозможно привлечь внимание западного читателя.

Почему же люди обвиняют медиа в игнорировании того, чем не интересуются сами?

Заговор мировых медиа

Фишер объясняет это особенностью психологии, хорошо знакомой работникам медиа: люди убеждаются в чем-то, что кажется им правдой, и потом ищут только факты, подтверждающие их точку зрения.

Люди отталкиваются от истинного утверждения о том, что страданиям вне западного мира придают меньше значения, и полагаются на любое доказательство своей точки зрения — в том числе некорректное обвинение западных медиа в игнорировании трагедий в Азии и Африке.

Фишер цитирует серию метких твитов журналиста Дж. Ларти:

– Сегодня некоторые комментаторы выглядят как хипстеры от трагедии: “Чувак, мне небезразличны такие страдания и смерти, о которых ты даже не слышал”

Макс Фишер завершает свою колонку словами о том, что он и его коллеги годами стараются сломать безразличие мира к событиям в Африке и на Ближнем Востоке. Но они готовы принять даже несправедливую критику, если в итоге люди наконец обратят внимание на проблемы этих стран.

***

Кто виноват в неравномерном распределении соболезнования жертвам в Бейруте и Франции — медиа или общество? По просьбе издания Think Progress эксперты по когнитивным наукам и медиа объяснили этот феномен.

Когнитивист из MIT Эмиль Брюно изучает человеческую эмпатию. Он объясняет: наше сочувствие группе людей зависит от того, являются ли пострадавшие членами “нашей” группы, или нет. В зависимости от ситуации фактором, отличающим “нас” от “них”, может быть раса, культура, идеология.

“Это естественный, подсознательный процесс”, — говорит профессор Джеймс Уолш, изучающий связи между терроризмом и медиа в Университете Северной Каролины. “Ближний Восток отличается от Запада в культурном и религиозном плане. В Париже напротив, живут белые христиане. Поэтому мы ассоциируем их с той же группой, к которой относится большинство американцев.”

Исследования Брюно доказывают эту теорию. В одном из своих экспериментов он показывал арабам и израильтянам статьи о бедствиях в их странах. Это активизировало у них зоны сочувствия в головном мозге. Но на статьи о страданиях жителей Южной Америки эти участки мозга уже не реагировали.

В другом исследовании Брюно на глазах у испытуемых укалывал других людей в руку. Насилие над людьми одной расы с испытуемыми вызывало реакцию мозга намного чаще, чем над людьми отличной расы.

Брюно объясняет психологическую концепцию “любви к группе”: мы не обязательно относимся плохо к людям, отличающимся от нас, нам просто нравятся люди, похожие на нас. К непохожим на нас людям мы не безразличны, но действительно переживаем за них меньше.

Кроме общества у феномена неравномерного сочувствия терактам есть и другая сторона — медиа.

Уолш объясняет: читатели новостей привыкли, что на Ближнем Востоке простоянно происходит насилие. Париж напротив, не ассоциируется с терроризмом. Тогда как подобные новости из Бейрута укладываются в привычную картину того, что происходит на Ближнем Востоке.

Фото: cinismoilustrado.com

Американским читателям знаком Париж и его культура, многие из них даже бывали там. Чего не скажешь про Бейрут. Отсюда — больший спрос на новости из Парижа, чем из Бейрута.

Клики и шейры — топливо медиасреды, поэтому производители новостей отвечают на этот интерес более подробным освещением событий. Кроме того, Париж ближе и журналистам дешевле и проще сосредоточиться на нем.

В Париже намного больше журналистов, чем в Бейруте, так что даже если бы западные медиа хотели освещать взрывы в Бейруте так же интенсивно, как в Париже, это было бы намного сложнее логистически и намного дороже.

Наука говорит и о том, что человек не может переживать все трагедии. Брюно предостерегает: не стоит критиковать людей за искреннее сопереживание другой стране. Но это становится проблемой, когда сочувствие распределено так неравномерно. Если люди не ищут новостей о страданиях других групп, у них может сложиться впечатление, что они — единственные, кто страдает.

Но Брюно надеется, что со временем, возможно, мы перестанем руководствоваться в поддержке цветом кожи.

“Наш мозг очень гибок — американцы относятся к французам как к членам чужой группы, когда дело идет о политических конфликтах. Но в случае теракта мы чувствуем себя так, будто они наши соотечественники. Так что есть большая надежда, что мы сможем изменять то, кто мы такие и то, как мы мыслим.”

Меня зовут Андрей Бродецкий, я пишу о цифровой культуре и новых медиа. Подписывайтесь на меня в Facebook, Twitter и ВКонтакте.