Слова «это не телефонный разговор» никуда не делись из нашего лексикона, люди, действительно располагающие конфиденциальной информацией, предпочитают делиться ею в обход украинских сотовых операторов, а по-настоящему серьезные новости сообщаются только тогда, когда батарейка отсоединяется от мобильного телефона и остается в машине.
Тот, кто никогда не вынимал эту батарейку, не может считать себя настоящим предпринимателем и политическим деятелем по-украински. Тот, кто не присутствовал при церемонии изъятия батарейки, вряд ли может думать, что он политический журналист или эксперт и действительно что-то знает о происходящем в стране. Это понятно, банально, известно каждому и не подлежит особому анализу. Анализу подлежит демонстративное прослушивание, обзванивание, дезинформирование. Именно то, что мы наблюдали накануне заседания депутатов оппозиционных фракций.
Организаторы этой акции не могли не знать, что депутаты поймут, что получили сообщения не от их реального автора. Что смогут сделать вывод: все их телефоны контролируются, разговоры прослушиваются, содержание докладывается. И не только смогут сделать вывод – но и обязательно оповестят об этом общественность. И тогда о прослушивании депутатских разговоров узнают не только сами обладатели мобильных телефонов, но и те, кто им звонит – или собирается позвонить. Ведь, согласитесь, это не совсем одно и то же – звонить депутату с сообщением о том или ином непотребстве, жалобой на какого-нибудь зарвавшегося чинушу, прокурора или просто бандита. И совсем другое – понимать, что чинуша, прокурор или просто бандит (если у него есть соответствующие связи, а у бандитов в нашей стране, как правило, связи есть) уже вечером получит распечатку этого телефонного разговора с номером телефона звонившего. Депутат еще не успеет понять, кто это ему звонил и чего он хочет, а тебя уже изобьют случайные хулиганы в подъезде. Какое совпадение!
Именно так и строится полицейское государство – на гласности страха. Вчера о том, что государство и связанные с ним проходимцы могут получить любую информацию о телефонных разговорах, письмах и перемещениях гражданина знали только посвященные, воспринимавшие такой обмен компроматом как правила игры.
Завтра об этом будет знать население – как это, собственно, и было в Советском Союзе, где ни один вахтер или пенсионер не мог даже представить себе, как можно рассказать антисоветский анекдот по телефону или хранить в тумбочке «Архипелаг ГУЛАГ». Что, телефонные разговоры вахтера прослушивались? Что к пенсионеру с его 50-летним стажем в КПСС собирались прийти с обыском? Конечно, нет. Просто было страшно.
Ты никогда не знал, кого прослушивают сегодня, а кого – завтра, не донесет ли на тебя соседка с лестничной площадки, не накопает ли чего «особист» – ему тоже карьеру делать надо. Ты начинал учить 6-летних детей, что в школе нельзя рассказывать о том, что говорят дома, а дома обязательно нужно рассказывать обо всем подозрительном, с чем ты столкнулся на улице, чтобы родители успели предупредить твои неверные шаги. И это не преувеличение. Первая «перестроечная» статья в «Комсомолке» как раз и была посвящена страху перед телефонными разговорами и КГБ – автор поражался, что за перепуганные люди его окружают.
За последующие десятилетия страх не исчез – он просто затаился. Для того, чтобы оживить призрак страха и окончательно деморализовать общество, необходимо всего несколько шагов. Один из них мы как раз и наблюдаем – обнародование, легализация наблюдения и вторжения в частную жизнь граждан, за которые ничего никому не будет. Ну а следующие шаги – это, как водится, не телефонный разговор. Уезжаем в лес, выключаем телефоны, изымаем батарейки – и поговорим.