А началось вся эта заваруха 19 июля 1934г., в Москве, когда в семье скрипача и музыкального педагога Анатолия Густавовича Ширвиндта, и редактора Московской филармонии Раисы Самойловны Ширвиндт родился мальчик, которого нарекли Александром.
Чуть позже, 15 июня 1936г., и тоже в Москве, и тоже у артиста, только уже у Народного артиста РСФСР, одного из ведущих актёров театра им. Е.Вахтангова, Михаила Степановича Державина и Ираиды Ивановны Державиной появился на свет и Михаил.
Сами понимаете, детям таких родителей, дорога только одна – на сцену. Так всё и получилось. С тех пор, Саша и Миша дружат. Давно дружат, уже более полувека, ещё со времён их учёбы в Театральном училище им. Б.Щукина. Давно всенародно любимые. Давно актёры Московского театра Сатиры. А Александр Анатольевич, уже десять лет, как ещё и художественный руководитель этого театра. Кроме того, профессор Ширвиндт преподаёт в Щукинском училище. Среди его бывших студентов Андрей Миронов, Алла Демидова, Наталья Гундарева, Александр Пороховщиков…
Вот, такие у нас сегодня замечательные гости!
А вы давно вдвоём шутите?
Ширвиндт. (Раскуривая трубку). - Мы шутили при…
Державин. - Никите Сергеевиче…
Ш. - …Никите Сергеевиче…
Д. – …при Леониде Ильиче…
Ш. – …при Михаиле Сергеевиче. Мы при всех шутили. Шутили даже во Дворце съездов. Там каждую запятую проверяли, перед выходом ещё раз обыскивали и спрашивали: «Вот вы не забыли, что слово «а теперь» - ни в коем случае»? Надо было сказать - «а вообще».
Д. – Да, при Михаиле Сергеевиче шутить было уже легче. Помню, он говорит мне: «Сколько я Вас помню, Михал Михалыч, вы стоите на этой сцене Дворца съездов и всё время смеётесь». И я единственный раз пошутил в ответ, я сказал: «Я всегда смеялся вместе с народом!».
- Я, думаю, что, как раз, наоборот, народ смеялся вместе с вами. Особенно, глядя на наше советское телевидение.
Ш. – Это да! Это бывало смешно.
Д. - Я сейчас получил удовольствие – снимался в крохотной рольке у Эльдара Александровича Рязанова. Вот, Шура (указывает на Ширвиндта) у него, по-моему, во всех картинах снимался. А я у него первый раз. Получил удовольствие от актрис, которые меня окружали. Изумительные совершенно! Фильм называется «Старые клячи». Он, наверное, скоро выйдет на экраны, будет премьера. Там играла Люся Гурченко, Света Крючкова, Лия Ахеджакова и Ира Купченко. Я играл такой, ну, может быть прообраз…
Ш. (Меланхолично). – …старого мерина. Если они старые клячи, то ты – старый мерин, значит.
Фото: www.segodnya.ua
Д. - …прообраз Егора Кузьмича Лигачёва. Может быть, да. В зале сидела массовка, тысяча человек. Везде висели плакаты: «Да здравствует наше социалистическое строительство!» Это начало картины – до перестройки. И я вдруг окунулся в недавний прошлый день! Это так интересно – попасть в атмосферу того, что было совсем недавно!
Ш. (Лениво дымя трубкой). – Ещё попадёшь!
Д. – Может быть.
Ш. (Мрачно). – Н-да.
- Ладно, давайте не будем о грустном, Михаил Михайлович, а лучше поговорим о ваших тестях.
Д. – О, тести у меня были замечательные!
- Первый тесть у вас был особенно замечательный, Аркадий Исаакович Райкин.
Д. – Был очень хороший тесть, кстати.
- Но, говорят, с очень тяжёлым характером?
Д. – Вы знаете, в отношении меня это не сказывалось. Он, вот, говорит: «Миша, здравствуй. Ты знаешь, я слышал, у тебя нет костюмов. А у тебя завтра выступление. Ты проезжай к Любочке, костюмер главный театра, и она тебе подберёт мой костюм». И я поехал. Там немножко мне его подкоротили, там, рукава. Выступил я.
Ш. – У Райкина, кстати, костюмов было в шесть раз больше, чем у Генпрокурора Скуратова. Вот он любил костюмы!..
Д. – Да, да, Аркадий Исаакович костюмы обожал! И, в общем, один костюм подошёл и я выступил. Он на следующий день говорит: «Ну, как дела? Как ты выступил?» Я говорю: «Вы знаете, Аркадий Исаакович, меня так принимали!». Он говорит: «Да дело в том, что даже если бы ты вышел в этом костюме и просто помолчал бы, зрители бы аплодировали»!..
- Хорошенький комплимент!..
Д. – А один раз, когда я ещё был студентом, я даже подарил ему фразу. Она стала очень знаменитой. Я был в каком-то подмосковном пивном ресторане, тогда это «пивнушка» называлось. И там ходил человек, который моментально соединял все слова. И я запомнил одно его выражение. Вечером рассказываю Аркадию Исааковичу, как этот человек ходил, наливал всем пиво и когда ему говорили: «Нам с водочкой!», он тут же отвечал: «Буззелн, буззелн!..». И вдруг Аркадий Исаакович ко мне подходит, и очень деликатно так, говорит: «Миша… А тебе это не нужно?» Я говорю: «Что, Аркадий Исаакович?» Он говорит: «Вот, «буззелно». Я говорю: «Да нет. Для чего мне?» - «Можно я возьму?» Вот, клянусь!.. Он попросил. И потом эта фраза знаменитая - «Буззелно» - уже у него пошла. Так что мы так до конца дней с Аркадием Исааковичем хоть редко, но общались. А Руфь Марковна – жена Аркадия Исааковича – у неё была беда, инсульт, она не разговаривала, но видела нас по телевидению. И гуляя в театральном саду «Аквариум» она всегда подходила и мычала: «М-м-м!..» Поднимала вверх большой палец - хорошо, мол. Но я понимал.
- Как Вы думаете, Аркадий Исаакович испытал облегчение после вашего ухода из семьи?
Д. - Думаю, конечно, радовался.
Фото: www.stb.ua
- Вы согласны с этим, Александр Анатольевич?
Ш. (не выпуская трубки из зубов). – Да мне он вообще до фени был!..
- В таком случае, давайте перейдём к вашему второму тестю – легендарному командарму Семёну Михайловичу Будённому. Вы ведь все вместе жили, на Грановского?
Д. – Совершенно верно.
- Хорошая компания!
Ш. – Ещё та!..
Д. – Рассказываю! Значит, мой сосед по дому номер 3, улица Грановского, Клим Ефремович Ворошилов - на третьем этаже. Внизу – маршал Семён Константинович Тимошенко. Наверху ещё один маршал - Малиновский Родион Яковлевич. Вячеслав Михайлович Молотов жил в подъезде, который выходил… Он уже был разжалован тогда. Светочка – его очаровательная жена. Фу, жена! Дочка, простите! И Георгий Константинович Жуков приезжал навещать Александру – свою первую жену. И две его дочери – Эра и Элла – жили там же. Так что, вот этот мой маршрут – совершенно я его запечатлел в памяти, как я, натыкаясь, ещё, в общем-то, мальчишка, бегу и здороваюсь со всеми этими людьми. Для меня это было обыденным делом.
- Это для вас стало обыденным делом, когда вы там пожили! А до того? Первое впечатление помните? Семён Михайлович – по дому с шашкой ходил, да?
Д. – Никакой шашки, вы что!..
- Галифе – что на нём было?
Д. – Нет. Ну, он так, он…
- И тапочки на босу ногу...
Д. - Никогда в жизни, что вы!.. Нет. Очаровательная шёлковая рубашка всегда – та рубашка, которую он мог надеть под мундир.
Ш. – На гармошке играл. Я помню.
Д. – Играл.
- А вы его тоже видели?
Д. – Ну, а как же!..
Ш. – Здрасьте!.. Я – пионервожатый был Серёжки Буденного – сына Семёна Михайловича. В одной школе учились.
Д. – Вообще, когда изображают из них шутов… И про того же Никиту Сергеевича, когда говорят: «Вот, они все там… Этот плясал, этот не плясал». Посмотрите на сегодняшний состав. А они были никакие не шуты! Очень были у себя на уме, умные, прекрасно во всём разбирались, с чувством юмора. Семён Михайлович обожал веселые истории, рассказывал прекрасно.
- У него истории, наверное, были такие, своеобразные, да?
Ш. – Своеобразные!..
Д. – Эфрос, Анатолий Васильевич, меня как-то спрашивает: «Миша, скажи мне, пожалуйста, а Буденный, вот он «Войну и мир» читал?» А мне в голову это не приходило! Я знаю, что дома, так я ему всякие истории рассказывал, иногда какие-то пьесы давал почитать. Я говорю: «Семён Михайлович, скажите, пожалуйста, а вы «Войну и мир» читали?» Он говорит: «Сынок, в первый раз – ещё при жизни автора читал!». (Оба весело смеются).
Ш. – Анатолий Эфрос – замечательный! Он же человек был гениальный, но всё, что нужно, там курировала Наташка – его жена. Интеллигентная женщина, критик. А он, иногда, был наивен страшно.
- Анатолий Васильевич?
Ш. – Да. Он в 45 лет прочтёт «Три сестры» - да? – в первый раз, обревётся, приходит и говорит: «Вчера перечёл «Три сестры». Такое потрясение»!» А мы же понимаем, что он читал её в первый раз в жизни – и тут же ставить, тут же ставить.
Д. – Вот. Ну, и возвращаясь к Семёну Михайловичу, конечно, было очень интересно наблюдать за ним, особенно моему поколению – мальчишкам.
- А сколько вам было лет, когда вы попали в его дом?
Д. – Значит, я… Мы поженились с Ниной Семёновной в 61-м году. Ну, вот. Сколько мне было?..
Ш. – Этого нельзя узнать, это уже не высчитывается без компьютера.
Д. – Вот. И я жил в этом доме, с ним под одной крышей - 12 лет! Он в 73-м году умер, Семён Михайлович.
- Как он вас называл?
Д. – Он меня называл «Миша» или «сынок».
Ш. – А меня называл «Ширинг».
- Ширинг?..
Ш. – «Ширинг придёт сейчас».
Д. – Нет, он называл его «Шура». А «Ширинг» - это прозвище было общее, по-моему, домашнее.
Ш. – Почему? Марья Васильевна меня называла «Ширинг».
Д. – Весь маршалитет его называл Ширингом – среднее между Герингом и Шифриным.
Ш. – Шифрина тогда ещё в помине не было!
Д. – Кстати, с фамилией Александра Анатольевича – это всегда. Как его только не называли по молодости – Сервал, Сервинт, Шивердин, вот, недавно…
Ш. – «Ширвинута» много, потому что там «дт» в конце и представить себе такого имени люди не могут, думают – опечатка. Говорят: «Ширвин, Ширвинут…».
Д. – Тут, вот, один раз был с нами случай. Мы поехали в Ашхабад. Попросил нас какой-то из маршалов-министров обороны, там надо было поехать ребят навестить на границе – тех, которых нельзя было перевезти из Афганистана. Мы приехали, в Ашхабаде отыграли концерт и потом поехали на машинах на границу. И когда приехали, то на палаточке увидели – там санитарная палатка, где лежали наши ребята, - замечательное объявление: «У вас в гостях артисты Московского Театра сатиры, народные артисты России Дарвин (указывает на себя) и Равенглот (указывает на Ширвиндта)!». Представляешь, как это связь работала! Из Ашхабада, видимо, сказали: «Державин и Ширвиндт». Солдат, который принимал эту депешу, он в голове её нёс, и потом так и записал!
- А кроме Туркмении, вы ещё где-нибудь бывали?
Ш. – Нет, а зачем?
Д. – В Австралии бывали.
Ш. – В Австралии, да! Вот все говорили - «Австралия! Австралия!». Лететь туда сорок часов. Ну, Австралия – и Австралия. Кенгуру нигде не видели, только одни шкурки. Но потрясение у меня в Австралии было действительно! Там после какой-то дикой пьянки, после концерта, значит, я засунул лицо в раковину – мыть его. Пустил струю и вдруг подумал, что я схожу с ума. Оказывается, вода в Австралии крутится в другую сторону!
Д. – Ну, это только после глобальной пьянки может быть такое.
Ш. – Это потому, что это же абсолютно противоположная сторона земного шарика! И там обратный винт, обратно будет течь.
Д. – Почему же? Она же не перевёрнута!
Ш. – Я тебе говорю! Вот туда винт!
Д. – До сих пор не верю.
- Это было только в вашем умывальнике?
Ш. – В Австралии, во всей!
Д. – Я сейчас вспомнил историю с Аросьевой. Аросьева ко мне в Риге – мы недавно были в Риге на гастролях, и я вспомнил эту историю – Ольга Александрова Аросьева приходит ко мне и говорит: «Ты понимаешь, я купила цветную капусту, повесила её на балкон». А там такие узенькие балкончики, мы жили в гостинице напротив оперного театра. И речка там рядом какая-то, превращённая в пруды, красивая, там плавают лебеди. Она говорит: «Прилетел лебедь и утащил цветную капусту с балкона на четвёртом этаже». Я говорю: «Этого не может быть, Ольга Санна!» Она говорит: «Я видела сама! Распластанные крылья, ночь, луна, освещение неземное, Рига. Лебедь срывает…» Я иду с ней к привратнику – там стоит такой бывший латышский стрелок - Янис. Я говорю: «Янис, мне один товарищ рассказал такую историю: лебедь прилетел на балкон и украл цветную капусту». И он мне говорит: «В каком состоянии был товарищ?». Вот, мне кажется, что точно такой лебедь был и у тебя в Австралии!
- Это, случайно, не анекдот?
Ш. – С краном?.. Какой анекдот! Это правда!
Д. – Вот тут я, кстати, хороший сборник анекдотов прочитал. Называется, кажется, «Антология воинствующего ортодокса» или что-то такое.
Ш. (Перебивает). – Миша, вы же профессиональный человек! И всё время стучите по столу, то запонками, то ложками, то этим (деланно раздражённо звякает чашкой о блюдце)!..
Д. – Мне в этой книге приписали мой любимый анекдот, про…
Ш. – Так ведь можно не услышать про всех ваших тестей!..
Д. – Ну, хорошо, я сбиваюсь на другую тему.
Ш. – Ладно, продолжай, но только так не стучи!
Д. – Один хороший мне анекдот приписали – мне, как мой любимый. Грузин хоронит тёщу. В книге написано: «Любимый анекдот Державина». Грузин хоронит тёщу. Гроб опускают в могилу. Грузин снимает огромную кепку. Над ним пролетает ворона и гадит ему на лысину. Он говорит: «А, мама, вы уже там!».
Ш. – Славка Говорухин смешной анекдот рассказал, интеллигентный. Я интеллигентный расскажу. Там, «насрали на голову» - я терпеть не могу! А вот как одна пиявка звонит другой и говорит: «Здравствуй, я тебя не оторвала?».
Д. – Вообще есть целый ряд анекдотов, которые можно рассказывать, если только их говорить…
Ш. – Вот в чём трагедия «Попугая»?..
Д. – «Белого попугая».
Ш. – Уже давно туда не ходим. Когда был Юра – да? – энциклопедист, анекдотчик, - Юрий Владимирович Никулин. Вокруг него всё это… Анекдот без мата – это бред собачий! Нету анекдотов без мата! И вот сидят сейчас эти взрослые мужики, глотают какую-то «Ах, ты, чёрт возьми!», и всё хочется плюнуть в лицо этому Дурову Лёвке, когда он… Я знаю, как она рассказывает анекдоты, - замечательно. Но когда всё это транспонируется через - «чёрт», «пошёл к чёрту», «фиг ли тебе надо», думаешь: «Чтоб ты сдох вместе со своими анекдотами!».
Д. – Дядька какой-то приглашает свою секретаршу в театр. Ну, директор. Она говорит: «Иван Иваныч, я с Вами в театр не пойду. У Вас лицо похоже на задницу». Он расстроенный выходит. Внизу – уборщица. Он говорит: «Любочка, может вы со мной пойдёте? У меня два билета пропадают». Она говорит: «Ну, что вы… У вас лицо на задницу похоже». Он совершенно расстроенный идёт, видит – люк открыт, связной, там, или водопроводный. Он над ним наклоняется. Оттуда высовывается человек и грозит ему пальцем: «Не вздумайте гадить! Мы ещё работаем!»
Ш. – Ну, вот вам, анекдот! А рассказать можно нормально, да?!.. Приходит: «Пойдём в театр?» Говорят: «У тебя лицо похоже на жопу». Дальше говорят – «У Вас лицо похоже на жопу». «Срать нельзя – здесь работают». (Возмущённо). «Гадить»!..
Д. – Ну, по телевидению…
Ш. (Возмущённо). – «Попка, задница»! Ну, что это за анекдот?!..
- Л адно, с телевидением - это понятно. А как вам в театре работается?
Д. – Вообще, самое трудное в театре – это удивить своих коллег по работе. Вот, сыграть спектакль так, чтобы к тебе подошли люди, которые тебя знают сорок лет и сказали: «Поразительно!» Вот это, наверное, самое, самое трудное и может быть самая высокая оценка твоего творчества – если подходят твои друзья и коллеги, и говорят, что… Если не врут.
Ш. (Задумчиво помолчав). – Это невозможно.
Д. – Мы репетировали «Ревизора» и Валентин Николаевич Плучек, которому уже было девяносто лет… Давно это было, блестящий состав – Андрюша Миронов - Хлестков, Папанов – Городничий, Менглет играл Землянику, Спартак Мишулин… Ну, в общем, весь цвет Театра сатиры. И вдруг пришёл Валентин Николаевич на репетицию, и такой весь нервный, и всем нам залепил такую фразу: «Я бы хотел работать – я должен работать! – с Марчелло Мастрояни, с Софи Лорен, а я мучаюсь с вами!» На что Папанов, тихо отошёл в сторону и сказал: «Нам бы тоже хотелось работать с Питером Бруком. А мы работаем с его братом – и то, двоюродным».
Фото: liebenson.com
- Так он же действительно его двоюродный брат! Кузен!
Д. – Да, он действительно его кузен.
- А вот скажите, вот то, что вам, всё-таки, не довелось сыграть в кино большие, серьёзные, драматические роли. Большие – вот такие, как были у Папанова или у того же Миронова – актёры, ведь, из вашего театра. Леонов Евгений Павлович. Это чем можно объяснить?
Д. – Знаете, разными обстоятельствами.
Ш. – Ну, раньше, вообще, только типажный подбор был. Когда мы были свеженькие – да? – социальный герой был, там, …Рыбников…
Д. – Жора Юматов.
Ш. – Жора Юматов. Был интеллектуальный герой – это Лёша Баталов…
Д. – Смоктуновский.
Ш. – Был Борис Андреев.
Д. – Боголюбов.
- Ульянов.
Ш. – Ульянов, да. И были всегда, вот, растлители-меньшевики…
Д. - …белогвардейцы…
Ш. - …интеллигенты…
Д. – …в очках....
Ш. – В пенсне, обязательно в пенсне! (Презрительно). В углу сидит в пенсне и что-то вякает! Я и в театре начинал в спектакле «Семья», Попова – знаменитая была пьеса! Попов был секретарём Ленина, написал пьесу «Семья». Она прошла по всем театрам страны, кино потом сняли. И Гиацинтова покойная ставила «Семью». Егоров играл Ленина и там все были рабочие, а в углу сидела горстка меньшевиков. Я только в театр пришёл – сразу на меня надели пенсне.. (мерзким голосом) …и я там сидел и что-то вякал: «Нет, не будет этого!». Клеймил. Вот.
Д. – То же самое и у меня. У меня такая же была история. Спектакль «Они были первыми». Меня сразу взяли на гимназиста такого же. Но потом он вступает в комсомол.
Ш. – Но потом вступает, потом!
Д. – Вот так мы и играли. Но столько мы сыграли ненужных пьес в своей жизни! Колоссальное количество! Это вот надо было к этому съезду, к этому празднику, к этому, какому-то там … взятию Бастилии или чего-то ещё. В общем, играли бесконечно!.. И только в Театре сатиры стали играть… Почти всю классику переиграли, и это было прекрасно!..
- Ну, что ж, друзья, позвольте на этой оптимистической ноте и завершить наш разговор! Тем более, что и Новый год уже не за горами.
Ш. – Правда?..
Д. – Теперь я понял, почему мне всё время так хочется пожелать украинцам…
Ш. – Чего?
Д. – Всего самого доброго! Здоровья…
Ш. – Не расплачься только.
Д. (Плачущим голосом). – Денег!
Ш. (Тихо и задумчиво). – Денег, да.
Д. – Счастья! И любви!
Ш. – И как ещё замечательно сейчас принято говорить, - «политической стабильности».
- Тогда, с Новым годом!
(Оба, негромко). - Ура-а!..
P.S. Сразу после интервью, в качестве новогоднего презента, Александру Анатольевичу и Михаилу Михайловичу были торжественно вручены: штоф чудесной украинской горилки и судочек с еврейской фаршированной рыбой. А Александру Анатольевичу, персонально, ещё и столь горячо любимая им, большая, украинская, варёная луковица!..