Первый – в обществе мало разговора о ценностях и стратегии государственного менеджмента.На ключевой должности в стране (особенно в период кризиса, но не только в этот период) мы видим выходца из корпоративного сектора. Бизнесвумен, которая привыкла зарабатывать, в том числе на негативных трендах в экономике. Это хорошо для нее лично и для ее бизнеса, но не для НБУ и не для страны.
Есть определённый шаблон корпоративного мышления и мало кто из финансовых менеджеров такого уровня способен перестраиваться на государственные рельсы.
Часто корпоративная подготовка ориентирована на западные финансовые институты, в бизнесе именно такие партнеры помогают формировать имидж и историю компании. Но для Национального банка более важен вопрос суверенности страны, глобального видения.
Сейчас Валерия Гонтарева «устраивает» МВФ. А что если завтра устраивать не будет? Сформируется негативный бекграунд и это сильно навредит институциональному взаимодействию. Что тогда? Заморозка кредитования?
Второй – о методах и политической целесообразности.
Инструментарий корпоративного менеджера хорош в условиях конкуренции на рынке. Но когда таким инструментом пользуется регулятор, который волен «казнить» или «миловать», ликвидировать или рефинансировать и с которым особо не поспоришь – это слишком, это политически мотивированные решения, цель которых – прибыль конкретной корпорации, а не, например, доверие граждан банковской системе, стабильность рынка.
Третий – никакая «очистка банковского сектора» не может быть оправданием урону, нанесенному национальному финансовому рынку.
Обрушившиеся банки – это банки с национальным капиталом, а многие из выживших в ТОП-20 – это европейские и российские деньги. Когда в ТОП выходят банки с иностранным капиталом, которые ориентируются на мнение акционеров, не связанных с Украиной – это серьёзная угроза. Фактически украинское государство теряет реальный контроль над деньгами, которые работают в экономике.
А если развивается банк с национальным капиталом, которым владеет гражданин Украины, который имеет крупные активы в своей стране – это совершенно другое. И это суверенная украинская политика, которую вырабатываем мы тут, внутри Украины.
Четвертый – реструктуризация долгов.
За последние 2 года Украина обросла огромным количество обязательств по выплатам долгов и продолжает увеличивать этот портфель. Страна все больше и больше зависит от кредиторов и их политических целей, и, значит, имеет все меньше и меньше возможностей для маневров в собственных интересах. Это создает обстоятельства, в которых украинские политики ничего не решают, а только вынуждены исполнять чужую волю.
Пятый – рост напряжения внутри бизнес-элиты Украины.
Все крупные бизнесмены уже узнают схему и цели руководства НБУ и понимают, что изменить ее можно только политическими инструментами – через давление на власть. Это формирует в том числе тренд на поиск новых лиц в политике, которые смогут влиять на эту ситуацию. На фоне общего снижения уровня жизни населения таковыми могут быть действительно радикальные силы, что чревато кризисами.
В качестве альтернативы предлагается концепция минимум патриотизма, максимум – финансового суверенитета, а не подобострастного «чего изволите» у западных доноров. Но с нынешним руководством НБУ изменить ситуацию не выйдет.
Не знаю, считывает ли руководство НБУ этот сигнал от бизнес-сообщества.