Выбор в сознательном возрасте профессии композитора можно объяснить осознаваемой потребностью. Такая потребность с трудом поддается вербализации; ещё сложнее она находит себе место в социальном укладе последних годов Перестройки и первых годов независимой Украины.
Впрочем, не Украиной единой. Место художника в обществе, функция, которую он (она) исполняет, его (её) взаимоотношения с социумом: воздух, в котором витали эти вопросы, вдыхал и папа Иоанн XIX, введший в обиход новую странную систему нотной записи монаха-бенедиктинца Гвидо д’Ареццо, и хористка, поющая "Обнимитесь, миллионы! Слейтесь в радости одной!" на премьере странной новой симфонии Бетховена, и озадаченный зритель американского шоу "I've Got A Secret", гость которого Джон Кейдж с помощью бытовых предметов типа ванны, букета роз и блендера исполнил музыкальное произведение "Water talk".
Воздухом, в котором витают эти вопросы, дышит вместе с нами и Святослав Лунёв.
Признанный как внутри страны, так и за её пределами (чего только стоит Бронзовый Лев на Каннском фестивале креатива), Святослав справляет впечатление человека, который сам себе задал эти — и другие, с трудом формулируемые вопросы, и сам же себе ответил на них.
По случаю дня рождения Святослава Лунёва Kyiv Contemporary Music Days публикует беседу с композитором, которую провели Мария Титова, Михаил Чедрык и Альберт Сапрыкин.
Что для вас музыка?
Сложный вопрос. Могу на него ответить притчей. “Москва-Петушки”, такая ситуация: стоит Веня в тамбуре, погруженный в мысли. Возвращаясь в купе, обнаруживает, что на лавке в чемоданчике уже нет его пол-литра. В купе сидят довольные дедушка и внучек.
— А что это вы тут делали, пока я был в тамбуре?
— Ничего.
— Как ничего? — показывает на пустую бутылку
— Мы просто хотели компота и белого хлеба.
— Понимаю. Вы просто хотели компота и белого хлеба, но у меня на лавке не нашли ни того, ни другого, и вам пришлось пить то, что нашли взамен того, что хотели.
Вот так я нашел музыку. Теперь вы понимаете, что для меня музыка?
Я спрашиваю, так как, наблюдая за коллегами, прихожу к выводу, что природа потребности в создании музыки разительно отличается от композитора к композитору: для одних музыка самоценна и не требует вовлечения экстрамузыкальных смыслов; другие находят в ней возможность поднять социально значимую проблематику; для третьих музыка — инструмент поиска ответов на вопросы изнутри...
Существуют разные психотипы. Есть композиторы-спекулянты, композиторы-бизнесмены, -социологи, -социопаты, -социофобы и так далее: их столько же, сколько типов личности. Тут психотерапевты могли бы много рассказать.
Мне нравится текст Айвза в предисловии к Конкорд-сонате: “некоторые пишут музыку для славы, некоторые для чего-то там ещё, я же просто убирал свой дом”. Как приятно убрать свой дом, сесть на крыльце в кресло-качалку, закурить трубку и встретить закат. Понимаете, в чем дело? Он просто убирал свой дом.
Бах, скажем, не так писал музыку. Он был социально ангажированным человеком: муниципалитет заказывал, а он должен был писать, работать. Я думаю, это мечта композитора — когда от него ждут его музыки.
“Композитор” начинается лет через 5 после консерватории. Сперва наступает вакуум: ты приходишь на урок к самому себе, без учителей, которые спрашивают, что нового ты написал. Вот тут-то начинается самое сложное. Думаешь: “а кому-то это ещё надо?”. Видишь, что среда ничего от тебя не ждёт. И если тебя продолжает знобить, что-то изнутри начинает выплескиваться. Ты начинаешь лепить, потому что когда не лепишь, у тебя температура повышается: чисто физиологическая реакция. Я считаю, что композитор — больной человек, которому, чтоб себя регулировать, нужно подобные “отправления” совершать.
Выйди на улицу и скажи “композитор”. Это абсолютно никого не трогает. Поэтому люди придумывают социальные прослойки — к примеру, в фейсбуке, — чтоб не рассеяться, не потеряться, держаться, обсуждать, тусоваться. Иначе среда рассосет, поглотит.
В конечном же счете композитор остается один — без фестиваля, оркестра, исполнителей. И вот если композитор всё это проживает и на какие-то вопросы находит ответы (таким образом оставаясь живым), что-то начинает происходить: у кого-то раньше, у кого-то позже, у кого-то лучше, у кого-то хуже. Как это происходит, никому не понятно.
Лютославский говорил: “Я пишу музыку, которую сам хотел бы услышать. Такую позицию можно счесть эгоистической, но я смею предположить, что таких людей как я ещё есть на этой земле”.
Да, знаете знаменитое восклицание: “Должны же быть на свете существа подобные мне”? Это лотреамоновский вопль — глас вопиющего в пустыне.
Вариантов может быть миллион, но я настаиваю, что рано или поздно мы все придем к этому: художник — человек голодающий, который вырабатывает пищевые продукты сам из себя либо ищет их в мусорниках и на помойках. Как только ты чувствуешь, что уже вдоволь попостился и начинаешь терять энергию — выходишь “на улицу”, в пространство метафизическое, начинаешь искать чем прокормиться. Когда начинаешь работать, происходит чудо: какие-то ферменты в тебя попадают. Все люди испытывают чувство холода, чувство голода и еще какие-то чувства, а художнику, чтоб всё худо-бедно сошлось, вдобавок нужно ещё вот это.
Насчёт адресата... Представьте: сидит человек, чавкает возле мусорника и надеется, что проходящий мимо оценит, как он это делает. Понимаете? В социокультурном контексте мы, конечно, всё это обустраиваем: цветочки, публика, похлопали. Многие так и живут: если вы поинтересуетесь достаточно неблагополучными поэтами, увидите, что с ними именно это и происходит — наработанные веками и ставшие традиционными социальные явления. Вот и всё.
Хотя, и это еще не всё: на некоторых стадиях откровения ты всё ближе подступаешь к эпицентру событий, и нужно вовремя остановиться, чтоб не выпадать из культурного светского общения. Публике не всё надо знать о “кухне”. Ахматова говорила: “Когда б вы знали, из какого сора...”. Это не просто заезженное выражение. Оно, действительно, из сора.
Опишите жизнь композитора в Украине сегодня.
Что такое жизнь? Что такое композитор? Так много уточнений требуется. Я не знаю, что вам ответить. Обычно я пытаюсь скрыть от малознакомых людей свой род деятельности, чтобы не встревать в сложные метафизические разговоры.
Как бы объяснить, какая жизнь у композитора в Украине… Приходится имитировать душевное здоровье, общедоступность, похожесть. На это тратится много расходных материалов: ум, честь, совесть. От этого очень устаешь.
Жизнь композитора протекает во время исполнения его музыки и в работе. Мы можем её обозначить точками, тире, пунктирами, пробелами. Всё остальное — жизнь не композитора, а биологической единицы. Бродский говорил: “Я занимаюсь поэзией потому, что это ускоритель частиц. Это ускоритель мышления”. Я думаю, что для многих композиция — это попытка более интенсивно прожить какое-то время. Часто ты пишешь музыку без всякой надежды на её услыхание. Желание написать превалирует над желанием услышать. Чем это разнится в Украине, в Америке или в Австралии, я не знаю.
В течение последних лет в Украине происходят попытки выстроить политику государства в сфере культуры: изнутри (создание Украинского Культурного Фонда, позже — реформа Министерства культуры) и снаружи (созданный по инициативе тогдашнего министра иностранных дел Павла Климкина Украинский институт). Данный процесс несет в себе вызовы: осознанная политика нуждается в системном подходе, ответе на вопрос, зачем государству культура (более развернутом, чем “важна потому, что важна”) и в осознании роли государственных институтов (новосозданных и реформируемых) в этих самых культурных процессах.
В том, что вы говорите, я уловил 3 разных аспекта. Вы пытаетесь обозначить, чем же занимаются государственные институты в сфере культуры. Что получается: Украина — независимая держава, из чего следует, у неё должна быть своя музыка. У нас есть музыкальные академии, есть шеренги бойцов, которые каждый год выпускаются, есть оркестры — они должны что-то играть, и не всегда это должна быть австро-немецкая традиция. Как минимум, нужно постоянно объяснять необходимость наполнения этого шарика именно украинским контентом.
Второе: композиторам необходимо общаться с народом. Мы же все и есть народ, нам нужно общаться. Эту обратную связь необходимо придумать, изобрести.
Третье: есть страны развитого симфонизма, а есть страны развитого социализма. Хотя фонетически это близкие слова, есть тут большая разница. Что в XVIII веке происходило у них, а что у нас? Сколько музыки насчитывает их академическая культура? Там другая проблема: фольклора днем с огнем не сыщешь. Там сапожник с жестянщиком вечером собирались и играли квартеты Гайдна.
Наша молодая поросль пытается осмыслить своё место в мире, обнаруживает себя на необитаемом острове, который не культивирован и не застроен. Выпустившись из консерватории, они не оказываются в среде, где грядочки высажены и всё расставлено: тут дикое поле, и его нужно методологически упорядочивать. Необходимо доказывать, объяснять от лица государственных институтов людям, которые должны на это деньги выделять, что в любом случае эту фазу нельзя перескочить.
Представим, вы общаетесь с человеком из кабинета министров, который ответственен за формирование государственного бюджета. Вообразим дилемму, которая перед ним стоит: в казне 30 миллионов гривен, которые он может выделить либо на лечение детей с онкологией, либо на деятельность культурных организаций. Если с первым всё понятно и вопросов не возникает, со вторым — сложно: эфемерно, непонятно и прямую связь “сделал — получил” проследить сложно. Что вы сказали бы этому человеку?
Понимаю. Так любой человек может подумать. У входа в филармонию можно написать: “Стой! Сюда не иди — сдай деньги в онко-центр” или “накорми бездомных”. Но мы же не об этом говорим…
Тут другое дело. Я бы писал на афишах, что билет на концерт стоит не 200 гривен: он стоит два часа твоей единственной и неповторимой жизни. Перед организатором действительно стоит большая ответственность: дает ли он человеку на протяжении этих двух часов контент, который тот не получит больше нигде? Переживет ли человек катарсис, проплачется, вырастет ли над собой?
Существует такая парадигма (первые строчки взяты из слогана рекламы кондиционеров): человек может прожить 30 дней без еды, 3 дня без воды, 3 минуты без воздуха. Но человек не может прожить 3 секунды без впечатлений. Так мозг устроен. Делали опыты: погружали человека в соляной раствор с температурой 36,6 градуса. Такой человек практически сходит с ума, так как его никакие раздражители не трогают.
Таким образом художник становится спасителем человечества. Он обеспечивает его художественными впечатлениями, которые, предположительно, должны быть лучше, выше и качественнее других — житейских — впечатлений.
Художник — в широком смысле — создает нерукотворный, неспонтанный поток временной. Он отбирает и структурирует события: лучшие слова в лучшем порядке, лучшие кадры в лучшем порядке, лучшие звуки в лучшем порядке. Конечно, он всё это делает с большой долей эгоцентризма и не может претендовать на всеобщую объективность. Он таблетку эйфории никому не дает, он всех не накормит, всех не вылечит. Художник не знает выхода, он не может дать путь, но он может навеять “золотые сны”, как в стихотворении Беранже:
Господа! Если к правде святой
Мир дороги найти не умеет,
Честь безумцу, который навеет
Человечеству сон золотой!
Бетховен дорогу не искал? Не нашел?
Я считаю, что Ромен Роллан дал гениальное определение Бетховену: великий утешитель великого безутешного. Ну вот, нашел. Действительно, есть примеры того, что музыка дает человеку возможность продержаться в ситуации, где ничто другое его не способно поддержать.
Художник развлекает аудиторию впечатлениями?
Впечатления ведь могут быть разными. Человек говорит: “займи меня чем-нибудь, мне скучно”. И тут тебе любой поэтишка и художничек в пригоде, он тебя развлекает.
Другое дело — художники, которые тяготеют к метафизически-катарсическому типу высказывания: дать по голове дубиной, а затем соломку постелить. По сути, психотренинги на этом построены: тебе расшатывают психику, бьют в лоб, чтоб ты упал, затем стелют соломку. И ты уже не тот, что был прежде: ты испытываешь огромное чувство облегчения и благодарности. Так строятся многие произведения, скажем, у Бетховена: кульминация, слом и разрешение, снятие конфликта. В работе Митты “Как хорошо продать хороший сценарий” говорится, что эволюция невозможна без стресса. Художник обеспечивает подобные стрессы, он работает санитаром и психотерапевтом. Это одна из его задач, одна из специализаций. Подобно тому, как у медицинского института есть много специальностей, так и у композиторов есть разные специализации. Один как Уствольская: “зашёл, дубиной по голове получил, отползай”; другой — как Сильвестров тихого периода: “вздремнул и пошел дальше”. Чистая терапия. Многие люди стремятся к подобному. Художник же щедро раздает “таблетки”.
Кто для вас исполнитель?
Самый несчастный человек. Я не представляю, как можно жить, будучи исполнителем. Ты как рабочий на стройке: берешь лопату и роешь от забора до обеда, а тебе всегда говорят, что надо делать.
Начинается у всех красиво, с романтической мечты о слиянии с объектом любви. Мы все начинаем любить музыку по одной причине, но позже оказываемся в другой жизни, где эта причина не работает. Скажем, мама купила вам ноты, вы кладете эти ноты под подушку, желая проснуться рано утром и сесть колбасить их. Со временем вы осознаёте, что такого рода отношения не навсегда. Понимаете, в чём дело?
Главная задача для художника — попытаться преодолеть временные границы, оставить что-то после себя. Художник разотождествляется с произведением: ставит его на полку, зная, что умрёт, а оно, возможно, будет жить дальше. В связи с этим исполнитель — загадка. В лучшем случае останется его запись, а в большинстве случаев и записи нет. Исполнитель получает плату только за процесс, и горе ему, если даже от процесса он не способен получать удовольствие. Больше никакой ему платы не будет.
Как вы выстраиваете отношения с исполнителем? Вы бы хотели, чтоб вашу музыку исполняли или трактовали?
Я хочу, чтобы она для него была также важна и дорога, как и для меня. Это программа максимум, которая единственно доступная и правильна. Она же может быть невыполнимой задачей. Кто я такой, чтоб ко мне было такое отношение? Тут фокус какой: ты хочешь от исполнителя, чтобы он стал тобой на какое-то время. Работа с исполнителем очень утомляет, она абсолютно противопоказана мне, я этого не люблю, так как в большинстве случаев я не знаю, как ему объяснить... Я понимаю, что и текст несовершенный, если он сам за себя не говорит. Его можно и так понять, и эдак... Все эти значки несовершенно передают замысел. Тарковский Солоницыну говорил: “Толя, не мучь меня, играй гениально”.
С другой стороны, создавая музыку, ты предполагаешь, что исполнитель даст ей объем, свой взгляд на неё. Представьте: фотограф делает 10-20 ваших снимков — некий собирательный образ, и вот вам кажется, что наиболее удачным вышел снимок в три четверти, к примеру. И вы от каждого исполнителя требуете эти “три четверти”. Так что композитор должен обладать бесстрашием, способностью себя принять “не с того” ракурса. В конце концов, исполнитель выходит на амбразуру, а не я.
Представим энциклопедию с именем Лунёв и текстом напротив. Какой текст был бы максимально точным?
Он родился в зените весны и жил вдали от моря. Это я автоэпитафию себе приготовил. Больше я ничего не жду. Не думаю, что “Лунёв — композитор...” что-либо изменит.
А если вне энциклопедических формулировок? Меня однажды незнакомец на улице загнал в тупик вопросом “Ты кто?” Действительно, а кто я?
Кто я, вы хотите спросить? Может быть, я знаю это про себя, но я же должен дать ответ Вам, понимаете? Сложный вопрос, я не готов… Может, я подумал бы, подготовил домашнее задание. Если говорить применительно к какой-либо конфессиональной, профессиональной стороне, я просто люблю музыку. Кто я? Любитель музыки. Это определяющий и общепримиряющий ответ для данной ситуации: и вы поймете, и я пойму. А на улице такой вопрос застанет врасплох кого угодно: от Сократа до амёбы.
Последний вопрос. Представим, в 2083 году тринадцатилетний мальчик, который пишет музыку, набредёт на текст этого интервью. Вы можете оставить ему послание. Что бы это было?
Привет!
Вы не читали “Сирены Титана” Воннегута? Это замечательный космогонический роман, там рассказывается история Земли. Но дело не в самой Земле. Межгалактический лайнер очень долго летит из одного конца вселенной в другой. Им управляет робот, который везёт некое послание. В какой-то момент в лайнере возникает поломка, и робот вынужден сделать аварийную посадку на Земле. Так как у этого робота вечность в руках и спешить некуда, он, развлекаясь, создает жизнь на Земле. И каким-то образом он направляет развитие жизни на Земле к тому, чтоб мы, земляне, смогли изготовить ему недостающую деталь для исправления поломки. В конечном итоге он получает эту деталь и летит дальше к другому концу вселенной, чтоб доставить послание. Послание состоит из одной точки, которая на тральфамадорском означает слово “привет”. Вот такая миссия возвышает робота в его собственных глазах. И в этом весь смысл всего происходящего. Поэтому я думаю, что тот мальчик, который прочтет все эти наши разговоры, будет думать “вот же ж было время, были там какие-то…”
Мне кажется, единственное, на что стоит рассчитывать — чтоб время своей жизни потратить с удовольствием для себя, преследуя те цели и решая те задачи, которые вы сами себе ставите, испытывая от этого чувство удовлетворения. Как в Евангелии: единственное безгреховное деяние — испытывать человеку удовлетворение от плодов рук своих.