Приблизительно этого я ожидал от «Анны Карениной» Джо Райта, ориентируясь на отзывы наиболее умных, тонких среди своих знакомых. Я заговорил о своих ожиданиях - и тем самым сознался в предвзятости- поскольку сказать, что они не оправдались, гораздо проще, чем определить, что я получил взамен.
Театрализация повествования весьма удачна как приём, она позволяет отстраниться от романа, подсказывает зрителю, что он имеет дело не с текстом Льва Толстого, а с его интерпретацией, возможно, травестийной, комической. Однако для меня осталось загадкой, для чего этот приём использован. Сценические декорации действия воспринимаются именно как нечто декоративное, как затейливая форма, оставшаяся без содержания - не считать же таковым плоские метафоры вроде того, что Лёвин с Кити да Каренин с детьми сумели выбраться за пределы великосветских подмостков лжи и фальши. Такой же коробкой без конфет показалось мне и нагромождение штампов a la russe в эстетике глянцевых изданий, в которых наряженные в кринолины и сюртуки модели, отфотошопленные до безжизненности манекенов, изображают высший свет Российской Империи.
Вся эта смесь французского прет-а-порте с нижегородским лубком иллюстрирует вполне традиционную инсценировку, в которой- при всём моём преклонении перед гением Тома Стоппарда, которого я назвал бы одним из трёх-четырёх величайших драматургов - трудно увидеть что-либо новое, неожиданное, сколько-нибудь интересное. Всё в ней в рамках расхожих представлений о романе, его сюжете и персонажах, привычных, узнаваемых, существующих в рамках тех характеров-масок с устойчивым набором примет, в которых герои Толстого существуют в сознании массовой публики. Любой отход от канонических образов (Вронский, выставленный карикатурным геем, Каренина, кривляющаяся, как напившаяся жеманница со школьной дискотеки) носит чисто внешний характер, кажется необязательной виньеткой, которая может позабавить или вызвать раздражение, но не придаёт своеобразия общей концепции, не нарушает знакомого со школьной скамьи распорядка действий.
Возможно, последняя киноадаптация романа Толстого примечательна как попытка засвидетельствовать упадок искусства в его классическом, высоком понимании, замену философской и эмоциональной глубины внешней эффектностью и запоминающимися деталями фабулы. После просмотра ленты впору прийти к заключению, что, если поэзия и оказалась возможной после Освенцима, она не переживёт эпоху поэтического слэма, караоке и сборников с краткими содержаниями литературной классики. Тех сборников, которые с успехом могут заменить первоисточники как читателям, так и авторам экранизаций, когда любой образованный человек признает в героине, вне зависимости от её внешнего вида и поведения, Анну Каренину - если она бросится под поезд, или мадам Бовари - если она осушит склянку с ядом, или нескованную гендерными стереотипами трактовку образа Гамлета - если она возьмёт в руки череп Йорика.