Бабу Люду ничего не берет. Летом в самое пекло она жарит своих подопечных на раскаленном масле, а зимой стойко переносит холода. У моих друзей юности был советский холодильник без дверцы морозильной камеры. Часто предметом обсуждений была его очередная блестящая победа над представителями мира жидкостей. Апофеозом работы морозилки стал триумф над водкой. Та замерзла. А баба Люда победила мороз. Она стояла в своем мини-киоске, который разве что от ветра в спину защитит, и при -10, и при -15, и при -25.
Когда я шел к ней на встречу, то почему-то решил, что у бабы Люды отменное чувство юмора. Поэтому, показывая свое журналистское удостоверение, представился: «Я из органов».
Баба Люда за свою карьеру продавщицы столько таких ходоков повидала, что ответила почти на автопилоте: «А я причому? У начальниці ідіть питайте документи».
Но лучше бы я был из органов, честное слово. Когда вскрылась истинная причина визита, бабу Люду охватила почти ярость. «Не буду я нічого казать. Стільки вас уже було. Ходите-ходите, а правду ніколи не напишете. Хоч би один написав. Все перебрешете. На біле скажете чорне, на правду – брехня», - бушевала она.
Переубедить ее не было никакой возможности. Она ввиду специфики профессии и в обычной жизни говорит так, что слышит полвокзала, а в моем случае еще специально добавляла децибел, пытаясь криком прогнать непрошенного гостя. Тем более, что все это время она была лишена возможности выбрасывать в массы привычное: «Пирожки с горохом, картошкой, капустой».
«Чого мене питать, ну чого? - отбивалась она, - ідіть начальницю питайте».
Я искренне недоумевал: «А чего с ней говорить - это ведь не она стоит на морозе, а вы».
Но баба Люда упорно не желала становиться героиней из народа.
Я не выдержал: «Ви так кажете, наче і справді 100 інтерв’ю роздали».
Баба Люда не заметила ремарки.
«Так я шо – замерзла? Я ніколи не замерзала. От скільки стою – ніколи. На, подивіться», - и баба Люда, расставив руки в стороны и слегка выпятив грудь, предстала как на ладони. Она была одной из тех немногих киевлянок, что, вняв советам Минздрава, в мороз одевались по принципу капусты.
«Я ж не сосулька, - не унималась баба Люда, - Мене отсосулівать не надо». Интуитивно почувствовав, что сказала нечто на грани фола, она наконец немного успокоилась. В этот момент я восхищался ее талантом. И абсолютно искренне сказал, что мгновение назад она говорила с интонацией и мимикой Жванецкого.
Баба Люда впервые изобразила нечто похожее на улыбку. Сравнение ей льстило: «Ну, а чого ж не Жванецький? Ми телевізор дивимось, перенімаємо щось і у нього».
Ну, а так как Михал Михалыча нужно записывать, заучивать на память и цитировать, то и я решил наконец включить диктофон, чтобы не пропустить чего-то более значимого. Но то ли делал это настолько коряво, то ли у бабы Люды и впрямь глаз на корреспондентов наметан, но она мигом забралась на стол и, узрев маленький светящийся предмет в моих руках, отработанным до автоматизма движением отгородилась от внешнего мира двумя ролетами.
«Я завтра прийду, добре?» - сказал я ролету.
«Нічого я давать не буду» - ответил тот.
Я не стал испытывать судьбу дальше, тем более, я прекрасно помнил, что однажды услышал в свой адрес подвыпивший гражданин, предположивший, что в пирожках бабы Люды не мясо, а что-то другое.
Я стоял на площади возле Приміського вокзала, оглушенный ее отпором. Показалось, что я отбегал полчаса в душном зале. Но вспотел только лоб. Причем он был не столько мокрым, сколько жирным, как будто пирожки бабы Люды отплевывались от меня вместе с ней.
На следующий день я снова был под ее киоском. Баба Люда, для которой крик — то ли средство защиты от мира, то ли стиль жизни, отбивалась от меня с яростью львицы, защищающей детенышей.
«Прийшов? Ну, так іди. Роботи тобі нема ніякої, чи шо? Пирожочки горячіє по 2.50! Нема чого робить, чи шо? Чого ти прийшов до мене? Іграться прийшов! Скажи пожалуста. Прийшов он. Дєвочку знайшов, целочку знайшов, і тепер з нею іграться! Ти посмотрі на нєго» - лютовала она.
Баба Люда пожаловалась кому-то из местных завсегдатаев: «Вчора прийшов, сьодні прийшов. Питає, чи я не замерзла», - она решила, что это и был главный мотив моего визита.
После этой тирады бабы Люды некоторые торговцы прониклись ко мне состраданием. А я лишь виновато улыбался.
На самом деле, я не знаю, как ее зовут. Она так и не сказала. Как и не рассказала о многих важных вещах. Например, стоит ли сожалеть о промасленной насквозь жизни, которая была потрачена на торговлю пирожками. И самое главное – она не сказала, кем мечтала стать в детстве.
Может быть, вам скажет. Она торгует каждый день. Нужно от конечной 1-го, 3-го трамваев подняться по эскалатору, перейти через крытый переход, и затем по правую руку откроется ее киоск. Сразу после ступенек.
В общем, вы услышите ее. «Пирожки с горохом, картошкой, капустой!..»
Но после нашей второй беседы мне стало казаться, что она никогда и ни о чем в своей жизни не пожалела.